Когда желудок Штульца наконец-таки заполнился, он поправил шляпу, украшенную драгоценностями, и кинул взгляд в сторону Платза. Тот стоял, как-то странно сосредоточив взгляд в одной абстрактной точке. Глава аукциона тюленчиком пополз к «как бы мэру», опираясь всем своим весом на трость.
— Ну и что ты стоишь как вкопанный? — главный судья наконец-то добрался до старого друга. — Ничего не делаешь?
— Меня просто тошнит от запаха виски, Штульц, — Платз вышел из некого астрала.
— Мы все ждем, — намекнул глава Аукциона.
— Я знаю, — отмахнулся мужчина в золотом и повернулся к пухлому личику Штульца, — я сам этого жду. И, поверь, больше вас. И этого ждут многие.
— А они разве знаю…
— Догадываются, просто догадываются. Но все же ждут чего-то.
— А что же будет, м? — хмыкнула Дона Роза, подоспевшая к компании.
— Ты прекрасно знаешь, что, — Платз похлопал себя по внутреннему карману пиджака. Раздался глухой звук. — Будет вот это.
— И что же ты все еще стоишь?
— Штульц, не надоедай этим вопросом, а?
Платз поправил бабочку, а потом пошарил голубыми глазами по комнате, и нашел мэра, говорящего с Эдриком.
— А они спелись, да?
— Определенно. Встретились два алкоголика… — рассмеялась Дона Роза.
— Хорошо, что Эдрик его разболтал.
— Платз? — стоял на своем Штульц.
— Что? — тяжело вздохнул «как бы мэр».
— А когда время придет?
— Скоро, — это слово повисло в воздухе, как стая комаров, — очень скоро.
Платз вцепился глазами в фигуру Бурббона. В голове закрутились валики, мысли посыпались в одну большую воронку, а на выходе получилась лишь одна.
От этой мысли круглые черные очочки «как бы мэра» сверкнули.
Хотя почему «как бы мэра»?
Без нескольких мгновений просто мэра.
Ля’Сахр, увидев, что Бурббон находится в зоне недосягаемости, оставил свой карамельный подарок на одном из столов. В гости с пустыми руками ходить неудобно, но если хозяин дома не обращает внимания на подарок, будет совсем не обидно, если этот презент заберет себе кто-то другой.
Карамельный Магнат наблюдал за действиями всех гостей, и практически каждый человек застывал у него в голове, пока Ля’Сахр сканировал его поведение, а потом все вновь возвращалось на круги своя.
И вот что Магнат отметил:
Помимо, само собой, Платза и компании, к представлению готовились и другие. Денвер замер где-то около окна, как хищник, спрятавшийся за густыми зарослями, и периодически нервно погрызывал карандаш.
Хая, Бурт, и Фуст продолжали обсуждать что-то в сторонке, но по их лицам была видна готовность занять свои зрительские места.
Остановился взор Ля’Сахра и на Беладонне Цевт, которая уж очень нервно потирала руки и покашивалась то в сторону мэра, то в сторону «как бы мэра».
Магнат расположился поудобнее в своем воображаемом кресле. Не менее воображаемый занавес уже начинал открываться, а главные действующие лица стояли на своих местах.
Но, к сожалению, зная сюжет, смотреть спектакль уже не так интересно.
А вот Инфион не обращал никакого внимания на детали, потому что для него сейчас красной лампой с надписью «ОПАСНО» горела госпожа Фить’иль.
— Что случилось? — сказал он с такой же аккуратностью, с которой обезвреживают бомбы.
— Это все чертово платье! Это из-за него он не стал говорить со мной, да?!
Ответы «да» и «да, а еще потому, что ему не интересен никто и ничто» висели на языке, но волшебник очень быстро успел запихнуть их куда подальше.
— Эм, я так не думаю…
— А что же тогда случилось, а?! — старуха не успокаивалась и постепенно покрывалась багрянцем.
От следующей реплики работника Бурта зависела, конечно, не судьба вселенной, но судьба проживания в вполне себе уютной комнате. Пришлось прибегнуть к приему, который в случае таких людей, как госпожа Фить’иль, работал как часы.
— Вам это платье нравится?
— Да! Но какая разница…
— Ну, значит у мэра Бурббона просто нет вкуса, правильно?
Старухе понадобилось несколько секунд, чтобы обмозговать эту фразу. В конце концов, проще согласиться, что вкуса нет у другого, а не у тебя.
— А возможно, ты и прав. Может, и освещение не то?
Госпожа Фить’иль щелкнула пальцами, и магическое пламя в ближайших люстрах поменяло свой цвет на красный. Еще щелчок — синий. И последний — болотный.
— Вот, другое дело!
— Да!
На самом деле, хозяйка его дома стала выглядеть в разы в хуже. Красота — воистину страшная сила в руках тех, у кого нет вкуса.
— Теперь не буду вылезать из этого платья! Оно просто по-тря-са-ю-ще-е!
— О не… отлично!
— Интересно, а можно сделать лампу, которая будет многоцветной?
— Ну, чисто-теоретически, — начал вдруг волшебник в синей жилетке, — можно немного поиграть с магическим полем, чтобы потоки…
— Ни слова больше, не грузи меня этой ерундой! Справишься — прощу все долги и на месяц сбавлю плату.
Что-то внутри Инфиона сказало, что не зря он этим вечером выбрался из дома. Хотя вся остальная его часть все еще хотела попасть в теплую кроватку.
— Ты точно считаешь, что дело не в платье? — госпожа Фить’иль решила сделать решающий удар, который мог сбить с ног. Ей это почти удалось.
— Хотите, я спрошу у него лично?
— Да!
Инфион развернулся. Ноги продолжали немного прилипать к полу.
— Отлично, просто подойти к мэру, сделать вид что я говорю с ним и все. Главное — ничего не снести, — подумал волшебник, удаляясь в сторону.
Эдрик наконец-то закончил разговаривать с Бурббоном, и походкой пьяного солдата удалился.
Беладонна Цевт наконец-то перестала нервно потирать руки, и уверенно взяла бокал. Конечно, в данной ситуации ведро попкорна подошло куда бы больше, но что поделаешь…
— Сейчас все начнется… — подсказал ей попрыгунчик мыслей, наконец успокоившись.
— Ты спрашивал, когда придет время? — Платз подкинул трость и посмотрел в глаза Штульца. — Оно пришло.
И «как бы мэр», улыбаясь, двинулся вперед.
Время вокруг словно замерло, если не сделало этого в буквальном смысле.
Каждый шаг Платза отчеканивал неумолимое стремление интриги к своему завершению, и этот звук, сопровождаемый клацаньем трости и эхом песни золотых философов, создавал абсолютно новую силу мироздания, привлекая все вокруг. Потоки магии и времени закручивались, к счастью, без аномалий.
