Самым логичным было искать работу где-то в центре города, чтобы закончить ее быстрее — философов там отсыпают, уж наверняка, намного больше. Непонятно, куда вела эта улица — была ли это верная дорога, или очередное ответвление от прямого пути. На лад поэтов-любителей — «рукав судьбы», суливший очередные неприятности. Но это если говорить исключительно образно, а вот если говорить прямо, то одно было известно точно.
Дорога эта вела в центр Сердца Мира.
Дороги сплетались, скручивались, наслаивались одна на другую — перекрестки, тупики, внезапные ямы и так далее, и так далее… И в этом сумасшедшем лабиринте заплутал, пытаясь найти верный путь, Ш’Мяк. Он потерялся в собственных мыслях, бегал по ним, как лабораторный хомячок по стеклянным трубкам — но, в отличие от надрессированного грызуна, так и не мог найти дорогу назад.
А потом он проснулся.
Строго говоря, хозяин «хостела» вовсе и не спал — всего лишь задремал с того самого момента, как вошел в дом после ночных дел. И во время этого непонятного состояния, которое было тонким, обветшалым мостом между реальностью и миром снов, он думал — скорее подсознательно, чем намеренно. Его мозг обдумывал то, чем они занимаются по ночам.
Ш’Мяк поднялся с кровати, сел и понял, что, не считая скинутого наспех пальто, даже не разделся. Он потер бородку, которая на его голове напоминала корешок репки (а когда хозяин дома краснел то, и вовсе, свеклы), оглядел глазами комнату, плакаты Фуста, неокрашенную фигурку его же и задумался. Хозяин «хостела» сортировал ночные мысли, как шишки на шишкосушильной фабрике, отличая перешишкосушенные от недошишкосушенных — в нашем случае, сортируя бред сновидений от осознанных рассуждений.
И вообще, с чего это вдруг ночью он решил думать обо всем этом? Ш’Мяк еще раз пробежался взором по комнате, словно почувствовав себя сыщиком — искал детали, способные ему помочь.
И одна такая деталь нашлась.
Его темно-синий саквояж стоял в углу — факт, сам по себе особо внимания не заслуживающий. Но хозяин дома вспомнил, что положил внутрь.
Он встал и, немного пошатываясь, дошаркал до саквояжа, а потом открыл его. В свете дневных лучей, на которые солнце не поскупилось, там, внутри, в чемоданной пучине, что-то мерцало красным.
Ш’Мяк засунул руку в саквояж и вытащил красную карамель на палочке. Она искрилась, отбрасывала легкие блики на стены, превращая их в пятнистую поверхность — словно комната внезапно покрылась прыщами.
Что там говорил Ширпотрепп про эти татуировки? Ш’Мяк засучил рукав — кожа была чистой. Конечно, ведь татуировки надо было сделать сегодня, чтобы больше не беспокоиться, ведь они должны были выполнять роль своеобразного предохранителя. Но предохранитель в виде изображения на руке не придавал должной спокойности — в конце концов, это просто рисунок…
Хозяин «хостела» откинул эти мысли прочь. Он не волшебник — думай, не думай, только запутаешься и потеряешь равновесие. Ш’Мяк хотел было лизнуть красную карамель, но предательские мысли вновь за штурмовали черепную коробку. Может, не стоит тренироваться до того, как делать татуировку? Хотя, с другой стороны, сейчас идеальное время. В доме никого нет, он один, наедине с собой…
Но один ли?
Хозяин «хостела» аккуратно, по-воровски выглянул из-за приоткрытой двери своей комнаты — и прислушался. Единственным звуком, который мог хоть как-то насторожить, был звук воды, насмерть разбивающейся о раковину. Видимо, кто-то просто не до конца закрыл кран. Ш’Мяк не стал продолжать разведку — он вспомнил, что его жильцы куда-то ушли утром. Оставался лишь один жест безопасности — хозяин дома спустился вниз и закрыл дверь на ключ.
Вернувшись в комнату, он занавесил кона, приглушив тем самым свет. А потом лизнул карамель. Мир искривился, как и обычно — потоки магии стали видимыми, взор прикрыла фиолетовая дымка, через которую тянулись, казалось, бесконечные белые нити, сплетаясь в подобие паутины. И все опять искрилось.
Ш’Мяк сделал, как говорил Ширпотрепп — попытался представить что-нибудь. Не огненный шар, конечно — не здесь, он не самоубийца, — допустим, пусть будет… яблоко. Да, отлично. Хозяин дома зажмурился, кожа на лбу натянулась на череп, венки вздулись от напряжения. Белые нити начали сплетаться, и в воздухе что-то стало обретать форму…
И тут раздался звонок в дверь.
Ш’Мяк вздрогнул, замешкался, сунул карамель в саквояж и захлопнул его. То, что собиралось появиться в воздухе, растворилось в ничто — в буквальном смысле. Хозяин дома закопошился, как муравей, на всякий случай отставил портфельчик в сторону и выбежал из комнаты, захлопнув дверь.
Спотыкаясь, он пронесся вниз по ступенькам, чуть не слетев с них кубарем.
Звонок повторился.
Ш’Мяк закопошился ключом в скважине и, прежде чем открыть дверь, попытался привести себя в порядок. Уже открыв эту самую дверь он совсем забыл, что на вешалке висела неочевидная, но улика — запачканное грязью пальто.
Взгляд его на мгновения метнулся на вешалку, а потом Ш’Мяк наконец-то увидел человека, стоящего на крыльце.
— Добрый день. Да, думаю, о вечере еще говорить рано. Зачем вы пожаловали, хотя нет, не совсем правильная формулировка, простите. Что вам угодно?
Лампа мигала — вспыхивала в сумасшедших ореолах красного света, гасла и вновь загоралась, заполняя все здание приглушенным светом. Его словно нанесли густыми мазками. Невероятным образам он завивался и словно бы размазывался вокруг, как по холсту, заполняя все своей абстрактной, тающей формой, теряющей очертания с каждым мгновением и словно не существующей.
Но свет от красных ламп обволакивал все предметы мебели и всех людей, словно выводя их на первый план происходящий событий. Он был по-своему живым, хоть и искусственным. Звуки прекрасно дополняли его — словно работая в унисон, они немного, как капающая из плохо закрытого крана вода, давили на нервы.
Инфион наморщил лоб, когда не самый приятный звук раздался вновь. Он напоминал шум от работающей дрели, такой же жужжаще-назойливый, только звучал он не так уверенно. Волшебник повернул голову и вновь пробежался глазами по табличке, текст на которой терялся в красном свете магических ламп.
— Да, нам все-таки не показалось, — обратился работник Бурта к Лолли с Ромио, — здесь написано то же самое. Но ради всего святого, что это за место?
Вся троица толпилась в дверях, боясь шагнуть дальше — табличка «НУЖНЫ СОТРУДНИКИ» на фасаде дома ни коим образом не намекала на то, что внутри будет так жутко неестественно. Свет вокруг, казалось, сгущался с каждым мгновением, затрудняя дыхание.
— Может, все не так уж и плохо? — подал голосок надежды дважды «неместный».
— Знаешь, у Доны Розы освещение было похожим. Но даже мне здесь не по себе, это похоже на какой-то дворец вивисекции, — сглотнула Лолли. — Хотя, если мы так и будем стоять в дверях, ничего не узнаем наверняка.
— Хорошо. Кто пойдет первым? — Инфион перемялся с ноги на ногу.
