— Я тоже живу здесь, если вы не заметили, господин Увертюр, и все это прекрасно знаю, — Шляпс не любил долгие разговоры не по делу. — Но вообще да, скандал был тот еще. Как там они там написали в «Снах наяву?»
— «Неслыханная наглость на грани безрассудства, Охренбах чуть не потерял сознание»… Вроде как-то так, — подсказал Глиццерин.
— Кстати, вы не думали, что Крокодила могла кому-нибудь рассказать сама? — режиссер поерзал на кресле.
— Она последняя, кто будет говорить об этом направо и налево, — Диафрагм понял, что разговор затягивается, и наконец-то снял шляпу, положив на стол. У Увертюра дернулась бровь, будь он манекеном — точно отвалилась бы.
— Ну, хорошо, а ее дочка? Вроде бы…
— Нет, она точно не могла! — встрял Глиццерин. Увертюр с Диафрагмом бросили на пиротехника удивленные взгляды, и тот парировал. — Я точно знаю! Последний, кого она вчера видела, это я…
— Оставьте ваши романы при себе, вы на работе, Пшикс, — нахмурился Увертюр. — Но поверим вам на слово.
— Но я…
— Ладно, думаю, мы закончили, — резко подвел черту Шляпс, вскочил и схватил головной убор, часики в котором неумолимо тикали. — Навестим господина Чернокнига. Но если что — мы вернемся, господин Увертюр. Мы вернемся.
— Пожалуйста, всегда только рад! Только не врываетесь так…
Шляпс вышел, не дослушав. Глиццерин пожал плечами и тоже удалился.
Увертюр получше укоренился в кресле и тяжело вздохнул, а потом решил успокоить нервы, пересчитав философов. В конце концов, искусство требует жертв — и денег тоже.
Грозовые тучи побледнели, словно от страха, но бояться-то им было нечего — разве что на интуитивном уровне что-то внутри них сжималось, когда там, внизу, маленький как блоха, шел разгневанный Шляпс.
Тучи побледнели и прохудились, а копья солнечного света посчитали это отличной возможностью, чтобы проткнуть оккупантов неба и превратить их в сияющее решето.
Лучики падали на Хрусталию столбами желтого света. Не хватало разве что поющих в небе маленьких ангелочков, и, если бы у кого-нибудь в Хрусталии появилась возможность такое провернуть, он бы точно воплотил это в реальность. Атмосфера превыше всего.
Шляпс вышел из театра и попал прямо в столб света, прищурившись.
— Солнца либо нет, когда оно нужно, — заворчал он, — либо есть, когда не нужно, да еще и в глаза бьет…
— А по-моему… — начал Глиццерин, догоняя люминографа.
— Пусть по-вашему останется с вами, послушаю как-нибудь потом. Сейчас надо найти светопарат. Кстати, что могло пробить ту дыру в стене?
— Что-то мощное.
— Это очевидно, я имею в виду, что конкретно?
— Какой-нибудь голем?
— Какой дурак будет таскать с собой голема? Это же невозможно не заметить!
— Ну, все привыкли к чужим странностям, — Глиццерин вложил в голос столько интонации намека, сколько горчицы обычно льют на хот-дог, когда предварительно просишь совсем чуть-чуть — то есть так много, как только можно. Фразу буквально разрывало от намекосодержания, но Шляпс этого намека не уловил — или уловил, но проигнорировал.
— Что ж, самое время наведаться к господину Чернокнигу…
— Трить-коптить-быть! — раздалось из внутреннего кармана. Колбочка, лежащая внутри, еле-еле засветилась.
— О, — люминограф залез в карман и потряс пузырек. — А я уже совсем забыл про это. Чем быстрее найдется светопарат, тем быстрее с этим делом все станет ясно.
— Давайте мы…
— Господин Пшикс, — лицо Диафрагма превратилось в каменную картофелину. — Никаких мы, дальше я пойду один, хватит за мной бегать. Как разберусь с вором — пожалуйста, к Фиолетовой Двери можем пойти вместе. Мне, если честно, тоже не особо по себе. Но тут я справлюсь один, понятно?
Не дождавшись ответа, люминограф ушел. Пиротехник долго смотрел ему вслед, а потом решил, что пора уже вернуться к работе — тем более, скоро нужно встречаться с Октавой…
— Глиц? — раздался женский голос.
Пшикс обернулся. Дочка Крокодилы подходила к театру.
— Эээ… Октава?
— А ты разве не должен еще работать? Если интуиция меня не обманывает, не в твоем стиле заканчивать раньше.
— Да, но тут кое-что случилось, и я уже собирался возвращаться…
— Нет, если это выбивается из твоего графика, я подожду, — опешила девушка. — Просто я никогда не опаздываю. А вообще, люблю приходить заранее.
— За пару часов?
— Ну, да. Чтобы точно не опоздать. Мне подождать?
— Нет, я просто поработаю завтра больше, за сегодня.
Они сблизились и остановились в некотором недоумении.
— Эм… — протянул Пшикс, попытавшись поправить воротник. Он так и продолжил торчать. — Сейчас мы должны поцеловаться, да?
— Ну, на самом деле, скорее нет, — пальнула Октава, тут же опомнившись. — Нет, я, безусловно, не против, но, наверное, первая нормальная встреча еще не повод.
— Я бы назвал это свиданием…
— Думаю, слишком громко для первой нормальной встречи. Скорее… дай подумать… демо-свидание, да?
— Видимо, да.
— Кстати, я тут купила… — девушка полезла в сумку и вытащила булочку с корицей. — Вот, взяла больше, чем обычно. Будешь?
— Не откажусь. И куда пойдем?
— Ну, можно пройтись до мэрии… Опять же, если это соответствует твоему плану и графику.
— Да, конечно, — машинально ответил пиротехник, который никаких графиков, в отличие от Октавы, даже в мыслях никогда не составлял.
Пшикс с нескрываемым аппетитом жевал булку — потому что за полдня иногда очень полезно что-то съесть, даже если работа заставляет забыть о пищеварении, пищеварение рано или поздно само напомнит о себе.
— Ты говорил, что что-то случилось. Что-то серьезное?
— О, нет! Просто ко мне заходил господин Шляпс, кое о чем спрашивал, а потом, — Пшикс замер, прикидывая, какую реакцию вызовет у Октавы следующая фраза. — Потом мы решили пойти к Фиолетовой Двери…
— С оттенком пурпурного, — заметила девушка.
Пиротехник ожидал совсем другого.
— Что, прости?
— Ну, она не просто фиолетовая — она фиолетовая с оттенком пурпурного…
— По-моему, разницы никакой…
— Нет, ты просто не так часто, видимо, ходил мимо.
— А ты?..
— Приходилось. И да, я не испугалась, потому что это просто старая легенда… ничего страшного там нет. Можем пойти туда вместе, если вдруг хочешь. И кстати, где господин Шляпс? Там как раз господин Чернокниг…
