Тогда Честер залез во внутренний карман и поспешно достал скляночку с жизнью — в этом вопросе он отличался от всех остальных, потому что прямо сейчас держал в руках ту жизнь, которая заставляет все живоежить, и понимал, как ее использовать с выгодой.
Поставив ампулу из-под алхимического порошка на тумбочку, Честер пригляделся — при свете раззадорившегося утреннего солнца сложно было заметить призрачно-зеленое свечение.
Но оно там было — жизнь никуда не подевалось.
— Меня отпускать — здесь не держать!
— Ух ты, надо же, какой прогресс, — улыбнулся Честер и полез в другой карман. Достав пузырек с апельсиновым маслом, Чернокниг как следует намазал им усы и в этот раз, на всякий случай, ладони — чтобы не вышло, как в доме Аллигории Крокодилы.
По комнате пополз дурманящий аромат, который и людей-то заставлял расслабиться, а на жизнь действовал уж совсем лихо.
— У нас не так много времени, ну ничего, — обратился церемониймейстер, казалось, сам к себе. — Сейчас мы как следует побеседуем, и ты заговоришь еще лучше. На счету каждая минута — надеюсь, ты не будешь бузить?
Ладони Честера еле-еле вспотели.
Он проверил, закрыто ли в комнате окно. Убедившись, что все в порядке, церемониймейстер зашторил окно, приглушив солнечный свет, и потянулся к колбочке. Чернокниг повременил немного, глубоко вдохнул и откупорил ампулу. Пробочка вырвалась с громким «чпоньк», которое в этот момент прозвучало как-то по-издевательски.
Одурманенная запахом апельсинового масла, жизнь резко взмыла вверх, на свободу, засветившись ярче прежнего. Но она не стала метаться — просто застыла в воздухе.
— Вот и отлично, хорошо, что ты не носишься и слушаешься.
Честер протянул вперед ладонь. Жизнь опустилась на нее.
Лишившись своей традиционной утренней прогулки, Бальзаме пал духом, но после рассказа брата так впечатлился, что еще долго-долго сидел в кресле, а потом и вовсе задремал. Ему снилась какая-то новая красочная коллекция одежды, полностью светящаяся призрачно-зеленым, а после маленькие пикси-духи, эти кусочки жизни, стали щекотать его во сне и порхать своими крылышками, которые привиделись кутюрье в грезах.
Когда Бальзаме проснулся, он сладко зевнул и первым делом потянулся за париком, который за время дрема свалился с головы и шваброй валялся на полу. Нахлобучив парик и настроив его высоту так, чтобы не биться о потолки, кутюрье посмотрел на часы — тут же подскочил, забегав по комнате как мартовский заяц, объевшийся белены. Хотя, увидь это настоящий мартовский заяц, он бы обзавидовался скорости и прыти Бальзаме.
Позабыв зарисовать приснившиеся образы, кутюрье тут же бросился вытаскивать из бесконечных ящиков, в расположении которых запутался бы даже Безумный Шляпник, нитки, иголки, украшения, кусочки ткани, и судорожно начал раскладывать все не рабочий стол.
Потом Бальзаме Чернокниг скрылся в углу комнаты, запыхтев. Со стороны могло бы показаться, что во мраке, где-то около штор, спрятался дракон, собирающийся вот-вот чихнуть. Но на деле это кутюрье тащил вешалку с платьем Крокодилы — давалось ему это непросто, с его-то тоненькими ручонками.
Вскоре пальцы кутюрье заработали со скоростью, превышающей мощность любой швейной машинки, которые Бальзаме, кстати, не особо жаловал — использовал их только на начальных стадиях работы.
Украшения разрастались на платье, как плесень на забытой в кладовке буханке хлеба. Чернокниг стремительно приближался к финалу.
Раздался звонок в дверь — от неожиданности кутюрье уронил бусинку, которая закатилась в темную пучину под одну из тумб.
— Что же это такое, Честер-Честер-Честер! — заворчал Бальзаме. — Сам просил побыстрее закончить с платьем, и сам второй раз отвлекаешь, а ведь еще даже половины дня не прошло!
Кутюрье отложил работу и зашаркал на первый этаж, не ожидая в гости никого, кроме Честера — может, он придумал что-то еще для своей «Почты духов» и спешит рассказать, сгорая от нетерпения. Или, что-то срочное снова нужно будет сделать к свадьбе, главное, чтобы не пришлось переделывать платье с нуля — да, были у Бальзаме и такие привередливые клиенты, которые за день меняли свое мнение о наряде с «божественно» до «снимите с меня это немедленно и выкиньте этот мусор куда подальше!»
Сублимируя: никого, кроме брата, кутюрье в гости не ждал.
И какого было его удивление, когда он, улыбаясь во весь рот, открыл дверь, увидев на пороге Шляпса, который скорее антиулыбался во весь рот — стоял и, по своей традиции, хмурился, был страшнее любо разгневанного бога, мрачнее любой грозовой тучи. Через плечо у незваного гостя свисала кожаная сумка со светопаратом, отчего удивление кутюрье быстро сменилось надеждой на то, что люминограф расщедрился, решив сделать еще несколько люмнок вот просто так.
К слову говоря, наивность зачастую была вторым именем Бальзаме Чернокнига.
— Ах, господин Шляпс, доброго вам… ох, совсем запутался, утро сейчас или день, просто я внезапно уснул и совсем уже потерялся во времени! — занервничал Бальзаме. — В любом случае, здравствуйте, проходите, я очень рад, что вы зашли…
Он хотел добавить «со светопаратом», но очень вовремя замолчал.
Диафрагм же ничего не ответил, шагнул внутрь, получив официальное приглашение, и позволил легкой, еле заметной улыбке, покрасться по лицу.
— Простите, я немного заколупался, просто доделываю платье мадам Крокодилы… хотите чаю?
Люминограф решил давить на хозяина тишиной, поэтому, ничего не ответив, он лишь снял сумочку со светопаратом, положил на тумбу у входа и огляделся по сторонам, вслушиваясь и проверяя, нет ли дома еще кого-нибудь.
Пускай Бальзаме думает, хочет он чая или нет.
— Что же, молчание — знак согласия! — замешкался Бальзаме. — Проходите за мной, заодно можете взглянуть на платье…
Кутюрье развернулся, и люминограф воспользовался этой возможностью, чтобы крепко схватить его за плечи, развернув лицом к себе.
— П-простите? — только и успел запищать Бальзаме. Парик съехал набок.
— Я не хочу чаю, господин Чернокниг, но за предложение спасибо, — процедил сквозь зубы Шляпс — не со злости, а для достижения нужного эффекта. — Но я очень хочу получить от вас информацию. Что задумал Честер?
— Не понимаю, о чем вы…
— Хорошо, попробуем еще разок, — Диафрагм двинулся вперед и практически придавил кутюрье к стенке. Легонечко, но тому хватило сполна. — Что задумал Честер? Что он собирается делать с жизнью? Я уверен, что он рассказал вам обо всем этом — вы же делаете платье, господин Чернокниг. Я очень, очень жду ответа.
Бальзаме метался от решения к решению: хотелось, чтобы его поскорее отпустили, и он мог вернутся к работе, но в то же время он не мог просто так взять и сдать Честера — по крайней мере, не сейчас, не за день до свадьбы.
