Это одновременно и самый крупный процесс в петровской империи по поводу взяточничества чиновника из самого верхнего эшелона власти. С ним можно сравнить только дело обер-фискала Алексея Нестерова. Человек, которому Петр доверил важнейший и интимнейший для государственной власти вопрос руководства громоздким делом доноса, не пожалевший однажды отдать под следствие родного сына, сам оказался пойман на крупной взятке. В приговоре по его делу записано: «Из взятков и по дружбе много в делах упущений делал, брал посулы деньгами и вещами, в провинциальные фискалы за деньги и лошадей определял недостойных людей».
В отличие от Шафирова обер-фискал Нестеров на эшафоте помилования не дождался, он был казнен жестоким образом — его колесовали, раздробив перед смертью все суставы.
Последние годы жизни Петра I отмечены целой чередой процессов о коррупции с арестом высокопоставленных чиновников империи, сосланный после царской милости вице-канцлер Шафиров, колесованный обер-фискал Нестеров и повешенный сибирский губернатор Гагарин стали только самыми известными обвиняемыми в казнокрадстве в эти годы. Было, например, дело «ревельских воров» 1719 года, когда аресты коррупционеров прошли в стенах Адмиралтейства. Даже с театра военных действий войны со шведами Петр I накануне важнейшего для исхода этой кампании морского сражения при Гангуте регулярно в письмах спрашивал Толстого, как идет это расследование дела по обвинению в злоупотреблении при подрядах на российском флоте. Было и дело по обвинению во взяточничестве российского посла в Польше Григория Долгорукого, специально отозванного для ареста и расследования в Санкт-Петербург, этому дипломату при формально казнокрадском поводе к его преследованию не простили контактов ранее с казненным Кикиным и тайной переписки с ним. Было дело по обвинению поручика Друккерта, подделавшего в корыстных целях печать и подпись Меншикова на финансовых документах. И много антикоррупционных дел меньшего масштаба, вроде «дела о лицах, кравших на Днепре корабельный лес для флота российского».
Отметим, что на следствии по делам чиновников-коррупционеров Тайная канцелярия действовала столь же жестокими методами, стараясь почти из каждого из таких обвиняемых силовыми допросами выбить кроме признания в коррупции еще и доказательства умысла на измену царю. От таких допросов арестованный вице-губернатор Архангельска Курбатов, например, скончался в камере Тайной канцелярии еще до суда. Обвиненный в казнокрадстве вице-губернатор Петербурга Корсаков висел на дыбе, а его обласканный милостью Петра начальник и сам губернатор столицы Меншиков безнаказанно продолжал воровать в гораздо больших размерах, чем его арестованный заместитель. Арестованному по такому же процессу сенатору Опухтину на допросе прижгли язык раскаленным железом, и таких примеров еще множество. Необходимость борьбы с коррупцией и факты действительного казнокрадства большинства из этих обвиняемых не оправдывают ни жестокости Тайной канцелярии при расследовании их дел, ни избирательности ее репрессий, избегавшей трогать царских любимцев и обер-воров империи.
Вести о том, что Петр не брезгует лично спускаться в застенок и вставать к дыбе, катились по России. Известно немало примеров, когда даже в далекой провинции человек, выкрикнувший «Слово и дело!», несмотря на пытки, не открывал сути доноса местному воеводе и требовал отвезти его лично к царю. И многие из таких «изветчиков», что удивительно с сегодняшних позиций, добивались у местной администрации и Тайной канцелярии затем в столице такой аудиенции с царем. Таким образом, например, простой крепостной крестьянин Родион Семенов получил свидание с царем и только лично Петру Алексеевичу рассказал о замысле измены своего господина князя Хилкова. А несколько фанатиков-раскольников использовали этот прием, чтобы получить возможность в итоге в лицу царю выкрикнуть свои обвинения, участь этих решивших яростнее других «пострадать за старую веру» была незавидной.
Лично присутствовал император и при допросах своего бывшего любимца и камердинера Виллима Монса, брата своей первой возлюбленной Анны Монс. Официально арестованного Тайной канцелярией Монса обвиняли в той же коррупции и крупных взятках (в них погряз к тому времени весь двор Петра), но вся империя знала — царь уличил своего камердинера в любовной интрижке с супругой-императрицей Екатериной. Тогда еще до ареста Монса показания на него в подвале Тайной канцелярии выбивали из его слуги и еще одной сестры Монса — генеральши Матрены Бланк. И в тот же вечер Петр дал приказ на арест Монса. После его казни жестокий император забрал голову Монса и долго пугал ей неверную супругу, которую так и не простил за эту измену до смерти, выставляя голову у ее ночного столика, а затем заспиртовал голову Монса в своей Кунсткамере.
Это громкое дело Монса стало последним в петровском варианте Тайной канцелярии. Уже в начале 1725 года его подточенный вином и развратом организм дал сбой, усугубленный сильной простудой, и 28 января 1725 года первого российского императора не стало.
После смерти императора детище Петра Алексеевича в лице его первой Тайной канцелярии не пережило смерти своего основателя, будучи уже в 1726 году распущенным, чтобы несколько лет спустя возродиться при новом монархе под тем же названием. Она еще не сформировалась как политическая сила в государстве, будучи прикладным орудием почившего монарха. Слабость этого первого проекта в истории российских спецслужб была и в том, что фактически она контролировала в империи только две столицы: старую в Москве и новую в Санкт-Петербурге, в остальных областях страны оставив дело тайного сыска в ведении губернаторов и воевод — местной исполнительной власти.
Глава Тайной канцелярии Толстой при разделе политического наследства Петра I оказался в партии победителей, приведшей под началом Толстого и Меншикова на трон вдову императора Екатерину I. Вместе с гвардией, вызванной Меншиковым во дворец в момент объявления наследника, за спиной этой группы уже маячила страшная для многих сила — толстовская Тайная канцелярия, но в целом как служба она в этой интриге задействована еще не была. Толстой здесь представлял еще больше себя самого, крупного сановника, кроме поста главы Тайной канцелярии он имел еще много должностей в петровской империи. Времена, когда спецслужбы станут в России самостоятельными игроками на политическом поле, еще не наступили. Зато уже наступили времена, когда падение спецслужбы влекло и падение ее начальника, в чем Петр Андреевич Толстой вскоре убедиться на собственном горьком опыте. Его фигура в российской истории настолько тесно связана с историей тайного сыска и настолько в ней символична во многом, что к ней необходимо присмотреться отдельно.
Глава 3
РОЛЬ ЛИЧНОСТИ В СПЕЦСЛУЖБАХ. «ВЕЛЬМОЖА У ДЫБЫ» (П.А. Толстой)
Нет большего животного, чем человек, не следующий законам.
Савонарола, настоятель монастыря доминиканцев во Флоренции
Личность первого в истории главы российской спецслужбы Петра Андреевича Толстого очень сложна и еще более противоречива. В его богатой на события и жизненные повороты биографии руководство Тайной канцелярией является лишь одним из множества эпизодов карьеры и судьбы. Вряд ли сам Толстой согласился бы при жизни войти в нашу историю именно в качестве начальника службы тайного сыска Российской империи, но история распорядилась именно так. В недавно прошедшем по телевидению цикле документальных передач «Российская империя» его автор и ведущий Леонид Парфенов с присущей ему иронией метко назвал Петра Толстого нашим «первым русским с холодной головой и горячим сердцем», намекая на известную характеристику Дзержинского идеального чекиста.
