– Мы получили информацию о призраке, теперь специальные люди ее анализируют, – нехотя ответил я девочке.
Японка смешно скривила личико:
– А какая во всем этом твоя роль, лежебока?
– Секрет, – хмыкнул я. – Но знай, когда придет время, я лично войду в ваш особняк. А когда выйду из него, призрак исчезнет раз и навсегда.
Девочка хихикнула:
– Врешь небось? Папа говорит, что все гайдзины врут.
– Я особый гайдзин и никогда не вру, – не без гордости сказал я.
Может, я бы и хотел, но не могу этого делать физически. Так что подобное недоверие даже от такой малявки слегка оскорбляет, тем более что я очень грамотно сформулировал фразу и действительно не соврал.
– Значит, вы уже поняли, что за ёкай поселился в нашем доме? – с любопытством спросила девочка. – Можешь мне рассказать, какой он?
Я скептически посмотрел на японку.
Совершенно непонятно, что можно рассказывать, а что нет. Какая психика у девочки-подростка в этом мире? Испугает ли ее описание призрака с содранной кожей?
– Это не ёкай, а призрак девушки, – поправил я девочку.
– А она красивая? – тут же заинтересовалась она.
Ну да, что еще может интересовать женщину, пусть еще совсем юную, как не этот невероятно важный вопрос? И что ей ответить? Может быть, когда-то девушка-призрак и была красивой, но с содранной кожей уже не разобрать.
– Она зловещая, – честно ответил я.
А в следующий момент меня схватили за шею и прижали к земле.
– Лежать! Не двигаться! – рявкнули прямо в ухо.
Не знаю, откуда выскочили эти двое охранников, то ли из-под земли, то ли с дерева свалились. С другой стороны, я не особо смотрел по сторонам.
– Я и так лежал и не двигался, – проскрипел я в ответ.
Меня прижали к земле еще сильнее.
– Мисс Харука, вы опять покинули свою комнату без разрешения отца.
– Извини, Хаято, – сказала девочка без тени вины. – Но дома слишком скучно. И отпусти мальчика, он ничего не сделал.
– Не дело это – общаться с безродными.
Меня рывком подняли на ноги и посмотрели в глаза. Оба мужчины были одеты не в военную форму, как охранники возле палаток, а в строгие костюмы, что говорило об их принадлежности к личной охране семьи.
– Как ты смеешь лежать в присутствии госпожи Огавы? – прищурившись, спросил мужчина.
– Вы же сами сказали лежать и не двигаться, – не удержался я от ехидства. – Считайте, что я просто предвидел ваше требование и лег заранее, минут за двадцать.
Девочка тихо хихикнула, а я по выражению лица охранника и без предвидения почувствовал, что сейчас точно схлопочу по шее. Даже не знаю, винить во всем иглоукалывание от дворецкого Хана или я всегда был несдержан на язык?
– Эй, вы, двое, ну-ка убрали руки от ребенка!
А, нет, не схлопочу.
К нам уже направлялась Ника, и, судя по выражению ее лица, жизни охранников повисли на волоске.
– Он посмел приблизиться к наследнице, – хмуро сказал державший меня за шкирку охранник.
– Во-первых, это она приблизилась к мальчику, а во-вторых, не тебе хватать своими грязными лапами аристократа из семьи Михайловых. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы тебе их отрубили.
Что там с моим инкогнито? Да пошло оно…
Охранники переглянулись и поспешно отпустили меня.
– Мы не знали…
– Теперь знаете, – процедила Ника. – Мы приехали в поместье, чтобы помочь медиуму решить проблему семьи Огава с призраком, а вы вместо благодарности оскорбляете моего младшего родственника?
Прежде чем охранники успели среагировать, вперед выступила малявка.
– Простите, это моя вина, – смиренно поклонилась Харука.
Оба охранника повторили ее действие, склонив головы.
Ника покосилась на меня, ожидая какой-то реакции.
– Кхм… ладно, давайте забудем об этом недоразумении, – примирительно сказал я, заслужив одобрительный взгляд сестры.
Похоже, несмотря на явную любовь к дракам, начинать настоящий конфликт с семьей Огава она не планировала. Хотя уверен, если бы я решил на них наехать, Ника бы меня обязательно поддержала.
В результате после взаимных расшаркиваний девочка в сопровождении охранников вернулась в гостевой особняк, а мы направились обратно в палатку к Джеймсу.
– Я надеюсь, вы не устраиваете там конфликты с моим работодателем? – подозрительно спросил медиум.
– Никаких конфликтов, – заверил я Джеймса.
– Смотри у меня, – погрозил он пальцем. – Вот моя Мисси молодец, уже нашла всю необходимую информацию. – Джеймс показал фото на экране своего телефона. – Похожа?
– Она, – подтвердил я.
Конечно, с кожей на лице девушку было узнать немного сложнее, но черты все же оказались знакомы.
– Знакомьтесь, Селена Леони. Итальянка, – продекламировал медиум, читая текст с экрана. – С детства страдала мизофобией – боязнью микробов. До двадцати лет жила довольно непримечательной жизнью, мыла руки сто раз в день, купалась в антисептиках, старалась пореже выходить из дома. Но примерно в две тысячи десятом что-то в ее голове щелкнуло и она убила первого уличного бомжа. Очевидно, его вид, запах, а может, и какие-то действия вывели девушку из себя настолько, что она буквально порезала беднягу на куски. Полиция нашла его тело идеально чистым в аккуратно упакованных герметичных пакетах. В течение следующих семи лет Селена убила больше двадцати человек, пока ее наконец не поймали и не посадили в психбольницу.
– Кошмар какой! – искренне ужаснулся я.
– А я ее знаю! – неожиданно сказала Ника. – То-то имя знакомым показалось. Селена Леони – создательница воздушной техники очистки одежды! Универсальная штука, ее используют все горничные, имеющие склонность к стихии воздуха.
Джеймс кивнул:
– Именно. Вот с помощью этой техники она и содрала с себя всю кожу. В психбольнице Селене позволяли работать в прачечной, поскольку ее успокаивал процесс чистки вещей. И однажды девушка заперлась там на ночь и начала применять эту технику на себе.
– Она же совершенно безопасна, – удивилась Ника.
– Это если использовать ее один раз. Очевидно, бедная девушка считала себя настолько грязной, что чистила себя раз за разом, по сотой доле миллиметра срезая с себя плоть.
М-да, и как после такого спать теперь?
– Разумеется, ей бы постепенно восстановили кожу, но через несколько дней она пропала из больницы, и никто не мог ее найти до этого дня.
– Разве можно просто так сбежать из такого заведения? – удивилась Ника. – Там же охрана в десять раз серьезнее, чем в тюрьме строгого режима.
