Архиепископ покраснел, сообразив, что он — один из этих учителей.
— Ну что ж, твое красноречие спасло жизнь твоего брата. Он получит двадцать ударов бичом и будет навечно посажен в темницу, на хлеб и на воду. Но ты больше не будешь моим камергером и отныне не вправе занимать никаких должностей, а только работать в поле!
— Как вы добросердечны, милорд, — поклонился Анно, и голос его задрожал. — Добросердечны и милостивы! Благодарю вас, благодарю от всего сердца!
— Тем больший ты глупец, — фыркнул архиепископ и махнул рукой нескольким дюжим монахам, стоявшим наготове. — Уведите отсюда этого предателя, вместе с его братцем! Заприте его в самой мрачной темнице, чтобы глаза мои больше его не видели!
Когда надсмотрщики уводили Хобана и Анно прочь, монахи молчали, и многие чувствовали, как их сердца сжимаются от сочувствия.
Архиепископ также сидел в полном молчании, опустив голову на грудь.
Наконец он поднял голову и каркнул:
— Ну, довольно. А теперь…
— Господин мой архиепископ! — в зал вбежал монах.
— Что? Брат Лайман! — дернулся в его сторону архиепископ. — Почему ты бросил свой пост у ворот?
По пятам за братом Лайманом следовал суровый молодой человек, пышно разодетый, в расшитом камзоле и красных панталонах, со свитком в руке.
По залу пробежал тревожный шепот. Лицо архиепископа застыло.
— Как сюда попал этот человек?
— Милорд… я думал… вы пожелаете…
— Никто не должен был… — взревел было архиепископ, но молодой человек прервал его, заговорив голосом негромким, но тем не менее прокатившимся по всему залу.
— Я, герольд Туана и Катарины, монархов Греймари, пришел, чтобы призвать тебя на аудиенцию с Его Преподобием Моррисом МакДжи, Генералом ордена Святого Видикона Катодного.
Мгновенно во всем монастыре наступила тишина.
Архиепископ недоверчиво посмотрел на посланца. Потом протянул руку:
— Дай сюда!
Герольд шагнул вперед и вложил свиток в ладонь прелата. Архиепископ сломал печать, развернул свиток и побелел. Задрожавшей рукой он опустил свиток на колени.
— Да, здесь оттиснут знак нашего Ордена… но не иначе, как это подделка! Генерал Ордена обитает на далекой Земле и никогда не ступал на Греймари!
— Тем не менее он вручил мне это собственноручно, — ответил герольд.
— Ну так ты и принесешь ему ответ! Объявляю его лжегенералом, наглым самозванцем, пешкой в руках нечестивого Туана Логайра! Нет-нет, скажи, что я встречусь с ним — но только во главе армии!
* * *
Туан и Катарина стояли на верхней площадке надвратной башни, глядя на площадь у подножия замка. Там царил упорядоченный хаос. Кто-то сидел у шатра, начищая оружие, к южной стене замка прилепился загон с лошадьми, от отряда к отряду туда-сюда сновали рыцари, солдаты в разноцветной форме.
— По крайней мере, твои собственные вассалы не замедлили явиться на наш зов, — заметила Катарина.
— Они славные и доблестные люди, — кивнул Туан, — и их верность согревает мне сердце. И хорошо, что дворцовая гвардия встретила их радушно. В один день сломаны все барьеры, и сейчас они едины духом.
— Любой из твоих солдат достоин стать знаменосцем, мой господин.
— Тоже верно, — усмехнулся Туан. — Только, ради Бога, не говори им об этом. Они — королевские гвардейцы, а это уже немалая честь.
К монаршей паре, прихрамывая, подошел сэр Марис, поклонился:
— Посланцы вернулись, Ваши Величества.
Улыбка исчезла с лица Туана, в одно мгновение он вернулся с небес на землю.
— Их доклады?
— Ди Медичи, Стюарт, Маршалл и Борджиа ушли, как и предсказывали наши лазутчики. Никакого сомнения, что сейчас они с архиепископом.
— У нас никогда не было повода сомневаться в донесениях из Раддигора. Остальные?
— Раддигор прислал весть, что его войско уже заняло равнину Деспар, между горами Крэг и рекой Дукат. Архиепископ и Медичи не пройдут к Раннимеду так просто. Но он просит вас, как своего суверена, не медлить, ибо враг превосходит его.
— И мы не станем медлить, — мрачно отозвался Туан. — А что мой отец?
— Ваш добрый родитель уже на марше, он движется через ущелье Дюрандаль, чтобы соединиться с Раддигором.
— Господь благословил меня добрым отцом! — воскликнул Туан, и Катарина крепче сжала его ладонь. — А остальные?
— Все докладывают, что готовы выступать, их люди собраны и снаряжены. Все ждут только вашего слова.
— Это вам не желание выслужиться! — сверкнула глазами Катарина. — Вот вам, не лизоблюды-наушники, а люди, которые хотят нашей власти!
Туан кивнул, сдерживая улыбку.
— Они, должно быть, поняли, что с нами лучше, чем без нас. Если я не ошибаюсь. Может быть, все эти годы прошли не напрасно. Шлите гонцов, сэр Марис! Передайте моим вассалам, что я доволен. Пусть ждут меня на равнине Деспар. Место сбора там, оттуда мы выступим на аббатство!
* * *
Спотыкаясь на каждом шагу, Анно втащил Хобана в темную камеру. Только слабый свет звезд освещал темницу четырех футов в ширину и десяти в длину, с узеньким оконцем в дальней стене. Но Анно тащил своего брата после бичевания по совершенно темным коридорам, так что даже этого света ему хватило, чтобы рассмотреть узкие нары. Он подвел Хобана к помосту, хотел помочь лечь, но споткнулся, и Хобан тяжело рухнул на доски. Сквозь сжатые зубы вырвался стон.
— Прости, прости, — щеки Анно намокли от слез. Он опустился рядом с нарами на колени и вынул из рукава глиняный горшочек.
— Я не хотел ронять тебя, братец!
— Это я должен просить прощения, — прохрипел Хобан, — я ведь испортил тебе всю здешнюю службу…
— Что, мой пост камергера? — замотал головой Анно. — Мне все равно. Я пришел сюда, чтобы стать приходским священником, брат, а не монахом. Это архиепископ — тогда еще аббат — отправил меня в монастырь, и я радовался этому ничуть не больше, чем остальные монахи — они думали, что я не рожден для аббатства, и я был того же мнения. А теперь крепись, наш аптекарь сжалился и пока тебя хлестали, принес целебную мазь и… Ох, братец! Что за зверь этот монах, что хлестал тебя!
— Он делал, что было приказано, брат, и был верен своему господину, как и я, — еле ворочая языком, прошептал Хобан. — Уж кому-кому, а мне меньше всех полагается жа… Ааххх!
— Я же говорил, — со слезами в голосе пробормотал Анно. — Но через пару минут это облегчит боль. О Господи!
Тут он поднял голову и обратил взор горе.
— Благодарю Тебя, Господи, каждой каплей души своей за то, что сохранил жизнь моему брату! Каждый день до конца жизни я буду возносить тебе полные четки благодарственных молитв, Господи!
