Член выглядел опухшим, но вялым – он висел бесформенным бледным стручком. Шишак опустил руку, чтобы обхватить свой ужасный отросток, попытался движениями пальцев, обернутых льняной тканью, вдохнуть в него жизнь.
Но все было тщетно.
От убрал руку, заехал Изабет в челюсть, вынудив заглянуть прямо в глаза, полные ярости и охваченные болезнью. Его голова была обернута той же запятнанной льняной тканью, что и руки. Из-под повязки выбивались тонкие бесцветные волосы. Ноздри Изабет наполнил кислый тошнотворный запах застарелого пота и свежего гноя.
Ваятель больно стиснул ее челюсть и дернул рукой так, что ее голова ударилась о деревянную балку.
– Это ничего не меняет, – проговорил он своим мерзким голосом. – Щелкам вроде тебя не место среди Ублюдков. Щелки вроде тебя хороши только для двух дел. Чтобы их трахать и… чтобы они…
– Блажка!
Голос Овса вырвал ее из тревожного сна, его рука лежала на ее плече.
Блажка приподнялась. Ее голова и плечи покоились на седле, остальное тело распростерлось на голой земле.
– Пора ехать, – сообщил Овес.
– Точно, – ответила Блажка, стряхивая с себя зловещие пальцы сновидений.
От пробуждения легче не стало. Мед по-прежнему был мертв и лежал под грудой камней на вершине Батайята. Блажкины подопечные по-прежнему были охвачены страхом и страдали от голода в этом вынужденном путешествии на запретные земли, а к ней самой так полностью и не вернулся слух в правом ухе. Поэтому, наверное, Овсу и оказалось так непросто ее добудиться. Поэтому – и еще потому, что она была чертовски уставшей, опустошенной и измученной.
Она почесала голову и на мгновение вздрогнула, ощутив необычную гладкость по бокам. И только тогда вспомнила: она попросила Жрику выбрить ей волосы, как у Меда, – на манер Рогов. Ловкая и умелая полурослица не сказала ничего такого, отчего Блажка почувствовала бы себя глупо, обращаясь с такой просьбой. Она отсекла Блажке ее косы, каждая с руку длиной, и тщательно выбрила кожу над ушами. Но если тогда это казалось данью уважения павшему ездоку, то теперь лишь служило явным, болезненным напоминанием об утрате.
С тех пор, как они покинули холм Батайят, прошло уже два дня. Они все спускались с обеими повозками, держа курс на север. Нихапсани и Палла – свины Меда и Лодыря – стали тягловыми животными и тянули повозку копыта, и правил ими Хорек, все твердивший, что достаточно здоров, чтобы ехать верхом. Но Блажка не хотела рисковать им. Основной урон от стрелы, вонзившейся ему в лопатку, принял его бригант, однако та, что впилась ему в бедро, вошла достаточно глубоко. Сейчас рана затянулась, и на ноге была повязка, но в седле ему могло стать хуже. В итоге вопрос решился лишь после строгого приказа. Спальную повозку занял Лодырь и сироты. Остальные жители Отрадной шли пешком, выстроившись в шеренгу вслед за повозкой, что тянули мулы, – в ней ехали самые младшие дети. Ублюдки ехали верхом, ограждая вялую процессию со всех сторон, – в этом им помогали Тоуро и Петро. Блажка вернула Щелкочеса, избавив себя от необходимости ехать на свине мертвого брата.
Продвигались они мучительно медленно. Пустоши не были благосклонны ни к тем, кто ехал в повозке, ни к тем, кто шагал пешком. Стояла духота, поверхность была неровная, вся усеянная сухими оврагами и засоренная обломками камней.
После того как они перешли вброд реку Люсию, Блажка объявила остановку, позволив всем развалиться вдоль северного берега. Те, кто умел, попытались рыбачить и наловили достаточно рыбы, чтобы накормить детей и еще нескольких человек. Далее, если они пойдут отсюда до Псового ущелья, воды будет мало. Можно было двинуться на запад, следуя вдоль Люсии, пока та не встретится с Алундрой, а потом повернуть на север. Тогда о воде беспокоиться не придется, но такой маршрут прибавит к их путешествию больше чем неделю, а поселенцы едва ли были готовы ускорить шаг. Каждый день на просторе Уделья грозил им нападением орка и его стаи.
И это только одна из самых вероятных угроз.
Тяжаки, кентавры, банда дезертиров из гиспартской кавалерии… черт, да даже кавалеро – кто угодно мог положить конец их несчастному каравану.
Поэтому стоял выбор: идти вдоль рек, чтобы не умереть от жажды, но увеличить шанс быть атакованными, или, рискнув пуститься по неумолимым пустошам, поспешить к Умбровым горам. Как и все в Уль-вундуласе, выбор был не из легких.
Суровая правда заключалась в том, что последние два года отняли у поселенцев самых слабых и пожилых. Остались только молодые, выносливые и проворные – те, кто выдержал многомесячный голод, справился со всеми тяготами лучше соседей. Такие бы выдержали и десятки миль по сухой, выжженной солнцем земле. Но нападение безжалостных убийц не пережил бы никто.
И все же ко времени, когда Овес разбудил ее, Блажка еще не определилась.
– Колпак вернулся? – спросила она, ей в ответ покачали головой.
– Пока нет.
Блажка отправила его на разведку на север, пока остальная группа остановилась на ночной отдых, а Ублюдки дежурили длинными сменами.
Рассвет уже наступил, но их разведчик так и не объявился. Колпак мог легко выследить караван, независимо от того, куда бы они ни направились, но Блажка предпочла облегчить ему возращение.
– Давай поведем всех на север, – сказала она Овсу. – Как бы медленно они ни шли, если Колпак скажет нам держаться берега, то мы сможем повернуть на запад, не потеряв много времени, а потом снова выйти к реке, когда она сделает изгиб. Но начиная с этого момента нам придется ограничить расход воды. Удостоверься, что все это понимают.
У них с собой было мало емкостей, где можно нести воду.
Жители Отрадной расположились в лагере отдельными кучками, больше из страха и нерешительности, чем верности и уверенности. Блажкино внимание привлек мужчина, крепко прижимавший к себе жену и достававшую ему до бедра дочурку.
Она даже не знала, как их зовут. Ей было важно только, чтобы они остались живы.
– Пошли.
Без повозок и медлительных поселенцев копыто достигло бы гор меньше чем за три дня, но они были вынуждены сдерживать своих свинов. Это расходовало терпение и варваров, и ездоков. Блажке приходилось то и дело кричать на Баламута, когда тот удалялся слишком далеко вперед. Однажды ей даже пришлось ускорить Щелка, чтобы его догнать и сделать молодому ездоку выговор за то, что оставил дыру в защитном кольце.
Колпак вернулся в середине утра с безрадостным докладом. На много миль вперед, на день, а то и два пути, никакой воды нет.
Это было неудивительно, но все же Блажка надеялась, что им хоть здесь повезет.
– Идем дальше, – решила она. – Если завтра будет то же самое, сменим курс и пойдем длинным путем.
Ночные проезды были для копыта не в новинку, а зрение и свинов, и полуорков позволяло видеть в темноте. Хиляки, однако, таким преимуществом не обладали. С закатами их марш прекращался и начиналась очередная долгая ночь, теперь на пыльной равнине, без крова над головой и без успокаивающей реки по соседству. Поселенцы начали выражать сомнения. Блажка слышала, как они переговаривались в своих кучках приглушенными голосами, а потом замолкали, когда кто-нибудь из Ублюдков подбирался ближе. Она игнорировала это, списывая их страхи на темноту и веря, что они рассеиваются днем.
