– Наверное, ты не ненавидишь меня за то, что я отправила его в ту яму.
Жрика отмахнулась.
– Наверное, следовало бы ненавидеть. Но есть в Идрисе еще кое-что. Рядом с ним практически невозможно не любить то, что любит он. Хотя Уродище и пытается это оспорить.
Блажка согласно улыбнулась, выдержав паузу, чтобы ветер разрешил свое противостояние с огнем.
– Хочешь узнать, почему на самом деле я не потащила Шакала в эту темень и не раздеваю его догола?
Лицо Жрики загорелось с интересом.
– Потому я прямо сейчас чую запах своей промежности.
Блажка поднялась, чтобы ее ноздри оказались подальше от неприятного аромата. Жрика разразилась смехом.
– Вот что бывает, когда клянешься жить в седле, – выдавила полурослица.
Блажка поддержала ее смех и с сожалением покачала головой.
Стреноженный в нескольких шагах от них, Щелкочес посмотрел на их веселье и раздраженно фыркнул.
Вскоре они затушили костер, и тогда остался слышен лишь голос ветра.
Жрика обвела взглядом пустоши, что простирались во все стороны. Затем, хмыкнув, спросила:
– Ты уверена, что хочешь быть здесь?
Блажка кивнула, медленно поворачиваясь.
– Я хочу, чтобы он явился сюда.
– А потом?
– А потом все закончится. Неизвестно чем, но закончится.
И они стали ждать, не теряя бдительности, и день тянулся медленно и нудно. Когда наступила ночь, Блажка продолжала нести дозор, довольствуясь лишь светом луны и звезд и наблюдая, как облака неторопливо плывут по небу. Жрика дремала. Блажка себе такого не позволяла. Но с началом рассвета на горизонте появился не Крах. И не его псы. Блажка разбудила Жрику коротким резким свистом.
Полурослица встала и сощурила свой единственный глаз.
– Это что?..
– Да, – ответила Блажка, поднимая заряженное тренчало.
В их сторону скакал олень, и эльф на его спине выглядел им знакомо.
Н’кисос.
Сломанная рука молодого воина по-прежнему висела на повязке, поэтому он ехал, не держа оружия. Но Блажка все равно не сводила с него прицел.
– Ближе не подходи!
Она не знала, понимал ли он по-гиспартски, да ее это и не волновало. Если он не прислушается, стрела в шею ему все переведет.
Н’кисос затормозил оленя, повернул животное боком и указал в ту сторону, откуда прискакал. Его раскрашенное лицо подсвечивалось призрачным сиянием оленьих рогов.
– Какио Уа’супа.
Блажка больше не владела загадочным даром эльфийского, но узнала имя эльфийки, которая прежде его ей давала.
Горькая Синица.
Н’кисос заговорил снова.
– Ты поняла? – спросила Блажка у Жрики, не отводя от эльфа ни взгляда, ни оружия.
– Я нет, а Белико да. Он говорит, ржавокожий хочет, чтобы мы поехали за ним. Что его отец поймал Синицу.
– Черт.
– Но нам не обязательно с этим разбираться, – предположила полурослица.
– Она мне помогла. И не один раз. Поэтому обязательно.
К тому времени, как они с Жрикой забрались в седло, Н’кисос уже ехал обратно. Они проследовали за ним на юго-запад. Путь вышел недолгий. Синица шла пешком и далеко уйти не успела. А прятаться ей было негде.
Впереди равнина прерывалась лишь складками светлой пыли и отчужденными зарослями упрямых кустов. Синица стояла посреди этой выжженной пустоты и кричала на Призрачного Певца. Тот молча сидел на олене перед ней, и вид его был неумолим. Завидев Блажку, Синица попыталась броситься к ней, но Призрачный Певец выставил копье, чтобы преградить ей путь. Но ее криков он сдержать не мог.
– Уходи! – взмолилась Синица. – Тебе нужно уходить!
Снова оказавшись рядом с эльфийкой, Блажка стала понимать язык Рогов.
– Отпусти ее, – сказала она Призрачному Певцу, останавливая Щелка. Старший эльф был на расстоянии полета дротика, а его сын встал справа, и до него было вдвое дальше. – Следи за Н’кисосом, – шепнула Блажка Жрике, находившейся в седле перед ней.
– Твой свин у нас между ног нехорошо воспримет крик Белико на таком расстоянии, – пробормотала в ответ полурослица. – Как и беременная эльфийка.
Черт.
Блажка нацелила арбалет на Н’кисоса и заговорила с его отцом.
– Я не стану играть в твои игры, эльф. Отпусти Синицу. Дай ей подойти ко мне. Иначе всажу эту стрелу твоему сыну в глаз.
Ни один из воинов не отреагировал на ее угрозу. Их лица остались каменными. А в ответе Призрачного Певца чувствовался лед.
– Ты не можешь причинить мне большей боли. Ты не можешь доставить Кровному Ворону больше страданий, чем уже доставила.
– Сломанная рука – это еще не смерть, – ответила Блажка.
– Смерть лучше позора, – заявил Призрачный Певец. – Смерть лучше изгнания и бесчестья.
– Ты сам выбрал этот путь, – сказала Синица.
– Потому что ты побоялась по нему пройти! – От гнева, который вспыхнул в старшем эльфе, его олень взбрыкнул, но наезднику удалось совладать с животным и затем посмотреть на Блажку. – Отклонению не должно впредь быть бичом моей семьи.
– Уезжай, Блажка!
– Я не могу. – Блажка подтолкнула Жрику локтем, давая знак спешиться, затем помогла полурослице вылезти из седла и спустилась со свина сама. Не приходилось сомневаться: Щелк рванет с места, как только услышит Белико, зато так зверь хотя бы останется невредим. И не ранит их. Значит, одно препятствие устранили. Теперь осталось только разобраться с Синицей. На’хак и Н’кисос ушли из Псового ущелья до прибытия Шакала и не знали, какой силой обладает Жрика. Они опасались только Блажки, поэтому она могла удерживать их внимание на себе, шагая вперед с опущенным арбалетом.
– Ты сказала Сидящей Молоди, что наши жизни связаны, – сказала она Синице. – Нельзя верить в это и просить меня тебя оставить. И не в моих правилах бросать женщину с нерожденным ребенком на смерть.
– Это не ребенок, – заявил Призрачный Певец. – Ты ничего не понимаешь. – И отведя копье от Синицы, посмотрел на нее сверху вниз. – Делай, что должна.
Блажка вдвое сократила расстояние между Щелкочесом и оленем. Теперь она была так близко, что могла различить слезы в боевом раскрасе Призрачного Певца. Синица пошла в ее сторону, пока они не встретились.
– Иди же, – прошипела она. – Сейчас!
– Уйдем вместе.
– Нет. Это невозможно. Уезжай! Они ничего мне не сделают. Тебе нельзя оставаться! Прошу!
Синица была в отчаянии, граничащем с паникой.
Призрачный Певец заглушил ее слова своим властным голосом.
