– Покончи с этим!
– Нет! – Синица резко обернулась к нему.
– Тебе дали второй шанс, а ты все равно отказываешься избавить нас от позора!
Ярость в лице старого воина заставила Блажку выступить вперед Синицы.
– Это твой позор, эльф. Ты говоришь, я ничего не понимаю, но я слышу, что ты говоришь о своей семье. Думаешь, я не вижу отца, который отрекся от дочери? Этот позор твой.
Призрачный Певец распахнул глаза, у него отвисла челюсть.
– Дочь? – переспросил он, переместив взгляд на Синицу. – Ты скрыла правду. – Обвинение прозвучало еще более грозно.
Блажка почувствовала, что Синица схватила ее за руку.
– Уезжай.
– Мне она такая же дочь, как тебе, – выпалил Призрачный Певец.
Эльфийка сжала пальцы сильнее.
– Не слушай.
– Горькой Синице не хватает смелости, так я скажу за нее.
– Молчи, На’хак!
Призрачный Певец ее не слушал.
– Женщина, которую ты, как тебе кажется, спасаешь…
– Не слушай его, Ублажка!
Отпустив ее, Синица схватила горсть земли, плюнула себе в руку и подбросила все это в воздух.
– м’хун нахи Н’кис’эло да вийела.
Слова Призрачного Певца лишились смысла. Потеряв дар понимания, Блажка бросила взгляд на Синицу, но эльфийка больше не смотрела ей в глаза, тогда она повернулась к Жрике.
– Что он, нахрен, сказал?
Полурослица стояла ошеломленная.
– Жрика!
– Он… он сказал…
Ее перебил голос Призрачного Певца, который перешел на гиспартский.
– Я сказать. Синица, – он указал копьем на Кровного Ворона, – мать Н’кисоса. И… – Копье переместилось в сторону Блажки, – твоя.
Когда он перестал запинаться, в ночной тишина повисла пауза.
Блажка нарушила бы ее хохотом, но Синицыно лицо подавило в ней желание смеяться.
Отчаяния в нем как не бывало. Губы эльфийка крепко сжала – чтобы сдержать рвущийся наружу крик боли. Влажные глаза горели от возмущения, а брови решительно сдвинулись. Ее трясло. Она прошипела что-то Призрачному Певцу. Язык Рогов снова стал для Блажки загадкой, но гнев этих слов был очевиден. Это были слова проклятия. И вместе с тем – признание.
Блажка почувствовала, как безумие, что окружало ее последние месяцы, принялось пускать корни, когда сказанное подтвердилось еще и уверенным видом самой Синицы. Если не обращать внимания на беременный живот, она выглядела не старше Блажки. Черт, а в те редкие моменты, когда улыбалась, и вовсе казалась моложе.
Схватив Синицу за плечи, Блажка заставила эльфийку посмотреть на себя.
– Она умерла. Моя мать умерла. Она умерла! Берил ее похоронила, нахрен!
По Синицыным щекам медленно покатились слезы. А она так же медленно начала терять самообладание.
– И то тело до сих пор под землей, – ответила она скорбно. – То, что стоит перед тобой, принадлежало несчастной дочери моего племени, чью жизнь унесла болезнь в Псовом ущелье.
Блажка крепче сжала пальцы – только эта хватка удерживала ее от того, чтобы упасть на землю.
– Я не… Я не понимаю.
Синица уже почти поддалась своей скорби, беззвучные слезы грозили сломать ее. Она хоронила их в яме глубокого сожаления, присыпала холмом отчаяния. Затем медленно подняла руку и нежно провела дрожащим большим пальцем по Блажкиным губам. А когда заговорила, с ее губ хлынула эльфийская речь, и Блажка понимала ее, будто родную.
– Я Возвращенная. Это редко случается среди моего народа, даже на нашей высоте, но мое племя чтит эту тайну.
Блажка слышала, как совет называл Синицу, но не поняла, что это был ее почетный титул. Ее чтили. И боялись.
– Как?
– Не могу сказать. Поначалу я не могла отличить видения, которые возникали у меня в голове, от ужасов того, что происходило перед моими глазами. Сама жизнь и воспоминания о ней были как два потока в одном ручье, оба холодные и неотвратимые. Я жила в вынужденных размышлениях, и мои новые шаги ступали по старому пути. Я, как и прежде, покинула земли своего племени, но меня задержали кавалеро, потом меня продали и заключили в разрушенной башне человека по фамилии Коригари. И там я снова пережила надругательство орков.
Блажке стало дурно от мысли, что она перенесла такие муки дважды. И от мысли, которую осознала, слушая воспоминания эльфийки. Когда она увидела эту девушку в первый раз, на болоте, та была вся грязная и лежала без сознания. Шакал со Штукарем вытащили ее из хижины Месителя, и потом все втроем чуть не стали добычей роха, если бы Блажка с Овсом их не нашли. Потом им всем пришлось бежать от Месителя. Во время погони Синица очнулась, когда Штукарь попытался переложить ее со своего свина на… Блажкиного.
– Ты знала, – сказала она, с трудом глядя эльфийке в глаза. – С самого начала знала.
– Ничего я не знала, – ответила Синица, отклоняя ее умоляющий взгляд. – Я ничего не знала о себе и не знала о тебе. Я будто только что родилась и была младенцем.
– А когда поняла? – спросила Блажка почти криком, сама не зная, почему это так важно, но ей хотелось скорее получить ответ.
– Когда Шакал увез меня из крепости, а Певчий освободил, я начала постигать истину о своей жизни. И даже тогда я думала, что сошла с ума.
– Но Рога так не думали, – сказала Блажка. – Они подчинились тебе, когда ты попросила помочь Серым ублюдкам. И потом опять, с Сидящей Молодью.
– Путь Возвращенных – это путь возмещения. Цельная Память долго верила, что мы живем снова, чтобы исправить горькие ошибки, совершенные до смерти. Семья мертвой девушки знала, что я не она, пусть у меня и было ее лицо и погребальное покрывало. Но связанными честью, чтобы помочь Возвращенной, стала не эта семья, а та, в которой я прежде жила. – Синица подняла покрасневшие глаза и посмотрела на Призрачного Певца. – Мой муж. И наш сын.
Блажка увидела, что Кровный Ворон стоял, отвернувшись.
– Но оба принимали меня медленно, – продолжила Синица. – И я ушла из Псового ущелья одна, безрассудно и ничего не зная, ведомая лишь рукой судьбы.
– Мы тебя искали, – сообщил Призрачный Певец.
– Я искал, – добавил Кровный Ворон, резко дернув головой.
Отец зыркнул на него так, что тот снова опустил взгляд в землю. Присмотревшись к нему теперь, Блажка вспомнила доклад Обхвата об одиноком эльфе верхом на олене, которого видели на уделе Серых ублюдков вскоре после того, как Синица попала в Горнило.
– Я пошел в бой, потому что ты настояла, – сказал Синице Призрачный Певец. – Послал своих храбросвященных против орков, чтобы спасти твое отклонение и ее племя. Ты говоришь, что я тянул с исполнением долга, а сама по-прежнему отказываешься выполнять свой. Ты скрылась и сбежала, ты замышляла избежать пути, по которому обязана следовать.
