Его одежда превратилась в лохмотья, плоть была искромсана – и то и другое покрылось кровью. По всему телу зияли глубокие раны от укусов, местами обнажая кости, а одна, на горле, выглядела совершенно ужасно. Восточный платок был сорван с головы, и распущенные волосы пропитались запекшейся кровью. Он поднялся на ноги, меч все еще пронзал его туловище. Из его пальцев выпали блестящие осколки какого-то хрустального сосуда.
– Я… говорил вам… я знаю, как… убивать демонов, – произнес он глухим голосом. И указал на Краха. – А ты… ты тут не единственный, кто умеет… так.
Шакал поморщился, ухватился за меч и вытащил его из груди.
Крах уронил челюсть.
Блажка торжествующе ему ухмыльнулась.
– Ва Гара Аттукхан, урод.
Затем подобрала колени и пнула Краха в грудь, вырвавшись из его хватки. Затем, упав на землю, кувыркнулась и сразу оказалась на ногах.
– С дороги, девчонка! – крикнул знакомый голос.
Блажка отскочила в сторону, и божий гнев сбил Краха с ног.
Крик Белико обрушился на орка, рябью прошел по телу, вырвал костяные украшения.
– Сдохни, – прошипела Блажка. – Сдохни, нахрен!
Но Крах поднялся. Затем сделал шаг, разинул рот, но его вой оказался заглушен. Еще шаг, другой. Неудержимый, разъяренный, он шел навстречу Шакалу.
Блажка встрепенулась, когда мимо нее с катарами в руках промчалась Инкус.
– Не надо! – крикнула Блажка, ухватив трикратку за руку и заставив повернуться, чтобы она увидела ее губы. – Инкус! Голос Белико – это не просто звук. Это сама ярость. Ты не спасешься от боли.
– Вы не делайте мне больно, – последовал ответ. Инкус подняла катары. – Лучше одолжите их.
Инкус рванулась вперед, заметно притормозив, когда вошла в грохочущую область. Она остановила Краха и всадила одну катару ему в грудь, затем резанула второй. Ук’хуул отшатнулся. Трикратка продолжила наступление, избивая его руками-лезвиями. Плоть Краха поддавалась ножам, всаженным с такой силой, по туловищу растекалась кровь. Он выставил ладонь на пути следующего удара Инкус, позволив лезвию проткнуть ему кисть, и выкрутил ее, отобрав у трикратки оружие. Подавшись вперед, он повалил ее на землю. Инкус извернулась, чтобы ее не придавило, и, подцепив ногу Краха за коленом, перекатила их обоих на бок. Они сцепились в борьбе. При всех размерах трикратки, рядом с громадным ук’хуулом она казалась вполне обычной. И все же сбросить ее с себя он не мог. Инкус обхватила его туловище, уперлась ногами. Крах сцепил обе руки в единый кулак и занес над головой для сокрушающего удара. Белико выразил недовольство этим жестом. Крах покачнулся, когда оглушительный крик стал еще громче.
Блажка оглянулась. Жрика стояла, изливая безудержный божий гнев. Полурослица уже теряла силы, но ее поддерживал Овес. Инкус стояла к ним спиной, принимая всю тяжесть какофонии на себя. Напрягши сцепленные руки, трикратка приподняла Краха и повернулась, заслонившись им. Хотя у нее носом шла кровь, Инкус отставила одну ногу и удержалась против бури. Движения Краха стали вялыми под таким адским натиском. Потянувшись к волосам трикратки, он попытался оттянуть ее голову. Но его хватка начала слабеть. Что не выдержит первым – его сила или ее шея?
Инкус отказывалась сдаваться.
Первой не устояла Жрика. Полурослица рухнула, и Белико смолк.
Крах обрушил оба кулака на спину Инкус. Она свалилась на землю и не шевелилась. Переступив через нее, он продолжил идти к Шакалу, который неуверенно стоял посреди мертвой стаи, едва в силах держать меч.
Блажка обернулась, собираясь позвать свина, но ужасный визг заставил ее осечься. Уродище топал ногами, тряся огромной головой. Он начал извиваться, все более яростно, а визги звучали все интенсивнее. Овес оставил Жрику и отполз, чтобы заглянуть своему варвару в морду, схватил его за свинодерги, но Ур никак не успокаивался. Баламуту, Облезлому Змею и остальным свинам пришлось отпрянуть от крутня. Колпаку с Синицей тоже грозило попасть под корчащегося в приступе Уродище, но бледный полукровка или не мог, или не хотел перемещать рожающую эльфийку. Колпак сидел к Блажке спиной, склонившись между Синицыными коленями. Он продолжал ухаживать за ней с неестественным спокойствием, не обращая никакого внимания на суматоху вокруг. Что бы там ни родилось – это происходило сейчас.
Овес, продолжая кричать на Уродище, сумел-таки схватить обезумевшего зверя и уже пытался его побороть.
– Ур! Спокойно! Что с тоб…
– Вождь! – резко выкрикнул Баламут, отчаянно указывая пальцем.
Блажка обернулась, только чтобы увидеть: свинья Хорька несется прямо на нее. Но времени убраться с дороги у нее не осталось. Зверь боднул ее головой, и она отлетела, кувыркнувшись в воздухе, прежде чем рухнуть на землю. Она услышала крик Шакала.
Блажка приподняла голову и увидела, что он хотел ринуться к ней, но ноги его не слушались. Он рухнул, когда Крах добрался до него и навис над ним сверху.
Блажка попыталась встать, но ук’хуул взмахнул рукой в ее сторону, и ее снова впечатало в землю, по которой уже стучали копыта. Крах поднял Шакала за шею, и тот повис в воздухе. Свинья Хорька развернулась, чтобы совершить еще один проход. Блажка дождалась, пока она приблизится, и в последний момент откатилась в сторону.
Шакал боролся в удушающей хватке Краха.
– Где? – Голос гиганта звучал полным ненависти скрежетом.
Его взгляд упал на левое предплечье Шакала, и он ухватился за него свободной рукой, поднес к своему носу и понюхал.
– Вот!
Из сдавленного горла Шакала вырвались стоны, когда ук’хуул отвел его руку в сторону и потянул.
Ужаснувшись намерению Краха, Блажка вскочила на ноги и снова оказалась сбита околдованным свином. Баламут с Облезлым Змеем пытались захватить варвара Хорька с помощью лассо. Сам Хорек лежал на земле, либо мертвый, либо потерявший сознание от последствий внезапного предательства зверя.
Агония Шакала буквально разрывала воздух. Блажке нужно было во что бы то ни стало до него добраться. Она поднялась на колени, но ее вдруг охватило чувство тревоги. Ее снова сбило с ног.
Но на этот раз не свин.
Это оказалось месиво. Живая тьма снова повалила ее на землю. Чернила, ощутила она, прилипли к ее плоти, прикосновения казались знакомыми и пугающими. Оно ползло к ее лицу. Отшатнувшись назад, ничего не видя перед собой, Блажка попыталась сорвать его с себя, но месиво вцепилось в ее руки, присосалось к ним, чтобы помочь себе ее задушить. Оно затекало ей в ноздри, вливалось сквозь стиснутые губы. Блажка задыхалась от мерзости, засевшей у нее в горле, а когда та полезла ей в легкие – начала отключаться. Когда остатки отвратительного вещества исчезли у нее в носу, пелена спала с Блажкиных глаз. Воздуха ей в легкие не поступало, но она все же могла дышать – как младенец во чреве.
Перед ее сжатыми веками хлынул поток видений.
