– Я ничего не могу сделать, входя в Реку, чтобы остаться в разуме?
– Нет, – ответила Абигейл, – это Река. Она движется. Тебе следовало выбрать путь призрака и путешествовать по танергической связи, но это тоже безумие. Сидеть внутри, не знаю, чайника, цепляться за него, ничего не понимая и медленно сходя с ума. Как я уже говорила, твоя душа стремится к телу. Что, если ты окончательно сойдешь с ума и поглотишь сама себя, создавая своеобразную смесь – ты же поняла, кем был Учитель – сочетание твоей души и фрагментов души Гидеон? Харроу, ты выбираешь между знакомым путем и омерзительной неизвестностью. Не выбирай неизвестность.
– На твоем месте, – вставил Магнус, – я бы вернулся домой и жил ради нее.
В коридоре послышался громкий взрыв, а потом мерзкий треск, когда совсем рядом рухнула балка. Шум был поразителен. Казалось, что весь мир вокруг корчится и орет от боли. Призывательница духов из Пятого дома потеряла самообладание и взяла Харроу за руки:
– Прости, Харроу. Я бы хотела, чтобы было по-другому. Это все совершенно ужасно.
Потолок над ними прогибался и дрожал, но держался. Харроу посмотрела на напряженные лица вокруг. На серьезные черты рыцаря Пятого дома, веселое лицо которого приобрело потустороннее достоинство. На его жену-историка, за которую, как она теперь знала, не получится отомстить. Трагедия гения, погибшего бессмысленной смертью. Невосполнимая потеря для всей вселенной.
Как будто вселенная способна выдержать еще несколько дыр. Как будто сама ткань вселенной еще не стала одной сплошной прорехой, кое-как удерживаемой вместе обрывками тех, кто остался. Сможет ли схема с такими лакунами сохраниться? Сможет ли она, которая когда-то считала себя весьма искушенной в одиночестве, жить дальше одна? Ответ был совершенно очевиден. Нет. Она не была готова даже к вопросу.
И все же, все же Харрохак сказала:
– Идите, пока на вас не упала крыша.
Абигейл устало и грустно улыбнулась. Совершенно Пятое смущение.
– Сначала скажи, что ты будешь делать. In loco parentis, понимаешь? Я почему-то чувствую себя ответственной. Обещай мне, что будешь жить.
– Гидеон уже все решила за меня, – ответила Харроу. Она совсем не боялась, просто руки тряслись независимо от нее самой.
Первый кусок потолка рухнул тяжело и непреклонно, заставив всех дернуться. Магнус машинально попытался прикрыть их всех руками, и Абигейл, Дульси и Харроу съежились под этим оптимистичным зонтиком. Харрохак коротко сказала:
– Пент, Куинн, Септимус. Я плохо умею благодарить и еще хуже умею прощаться. Поэтому не стану даже начинать.
– Ты… – сказал Магнус.
– Однажды я умру, меня похоронят, и тогда мы об этом поговорим, – ответила Харроу и поняла, что разговаривает вовсе не с ними. – А до того… боюсь, мне придется жить.
– Тогда мы не прощаемся, – сказала Абигейл, потянулась и заправила прядь волос Харроу за ухо. Харроу очень постаралась, но не смогла почувствовать, что это ее унижает. – Я верю, что мы снова увидимся.
– Жанмари велела передать Гидеон привет, – быстро вставил Магнус. – Если ты увидишь ее раньше нас…
– Но постарайся не очень торопиться, – сказала заклинательница духов.
Снова замерцало голубое сияние, и они исчезли без всякой торжественности, оставив ее одну – с Дульсинеей Септимус.
Мягкая рябь внутри пузыря не задела Седьмую. Она стояла посреди падающей пыли и визга ломающейся стали, ее кожа походила на паутину, а короткие кудряшки цвета коричневого сахара прилипли к скальпу, промокнув от крови и пота. Харроу в ужасе придвинулась к ней поближе, пока вокруг рушился мир.
– Ой, я, как всегда, не делаю того, что мне говорят, – сказала Дульси. – Еще секундочку.
– Уходи скорее, – удивленно сказала Харроу. – Если я когда-нибудь еще увижу Паламеда Секстуса, я вовсе не хочу ему объяснять, почему я снова подвергла Дульсинею Септимус опасности.
– Я, пожалуй, рискну задержаться еще ненадолго, даже если меня раздавит. В Седьмом доме говорят, что истинная красота в пустоте, так что нестрашно.
– Септимус, если ты хочешь проследить, что я вернусь в тело, можешь быть уверена, что я не передумаю.
Лицо Дульсинеи вдруг стало как две капли воды похоже на лицо Цитеры – но при этом не имело с ним ничего общего. Она улыбнулась невероятно печальной улыбкой, которую невозможно было увидеть на лице ликтора. Взяла Харроу за руку – коридор слева от них обвалился.
– На самом деле я хочу тебе кое-что сказать.
50
Тридцать минут до убийства императора
Харроу, все то время, что Ианта тащила меня по жутким радужным коридорам, я не понимала, какого хрена с тобой произошло. Я была твердо убеждена, что в любой момент снова плюхнусь в воду, а мое место займешь ты и сбережешь мою задницу от необходимости здороваться с императором Девяти домов. Я никогда не хотела встречаться с богом. Ни один герой комикса никогда не встречался с императором. Он служил только предлогом, чтобы выпилить кого-то из сюжета, отправив служить Князю Неумирающему. Я почему-то решила, что встреча с богом по определению становилась концом истории. Что это всего лишь способ освободить место для нового персонажа.
Мы дошли до непримечательной полуоткрытой двери – реально непримечательной, дверь покоев императора могла бы с тем же успехом вести в чулан со швабрами – и Ианта застыла на месте.
Я врубилась: дверь не должна была быть открытой. Ианта прижала палец к губам и бесшумно толкнула дверь. Мы просочились в полутемный и ужасно скучный коридор. Еще одна полуоткрытая дверь по левую руку вела в странно знакомую гостиную. Это зрелище чем-то отозвалось в глубинах моего мозга: я знала, что ты бывала там, но некоторые воспоминания казались моими собственными, а другие словно нашептывали мне издалека. Тридентариус прижалась к стене, чтобы заглянуть в эту дверь, и я сделала то же самое. Ну блин, интересно же.
В комнате оказалась Цитера. Тело Цитеры, обращенное к нам спиной. Связка довольно противных на вид сухожилий привязывала ее к стулу.
Я не видела, кто с ней говорит.
– …Не слишком сложный вопрос, – произнес кто-то без особого интереса. – Тебе нечего скрывать. Я просто хочу понять – как? Серьезно, я скорее впечатлен, чем зол.
Голос оставался хриплым:
– Я обвиняю тебя в деяниях, направленных на полное или частичное уничтожение человеческой расы.
– Командор…
– Единственный возможный приговор за такие преступления – смерть. Неоднократные массовые убийства, полный распад политических и социальных институтов, гибель языков, культур, религий, красоты и личных свобод, посредством…
– Командор Уэйк, – сказал он. Кажется, он потер лицо ладонью и устало вздохнул. – Я все это уже слышал.
– Называй меня полным именем или вообще никак не называй. Будь я проклята, если упущу шанс услышать, как ты произносишь эти слова.
