– Ну, пусть попытается. Я однажды видел, как этот человек выступил против целого города. Город не выиграл. Он первым выйдет из-за стола и пойдет в тренировочный зал, такая уж у него привычка. Ты уйдешь по условному знаку.
Гадать не было смысла.
– Он уйдет? – спросила ты, а принцесса Иды спросила:
– Условный знак?
– Я не буду вам говорить какой. Если вы будете его ждать, наш император заподозрит неладное. Просто поверьте: если я захочу, чтобы Ортус ушел, он с ума сойдет.
Шутка показалась тебе сомнительной.
В дверь коротко постучали. Ты немедленно прижалась к стене, чтобы тебя не увидели от открытой двери, а Ианта сомкнула костяные пальцы на сверкающей рукояти – яблоке – рапиры Третьего дома. Августин просто сказал:
– Входи, скрепочка.
Скрепочка вошла. Это оказалась святая радости.
Твоя бывшая учительница не обратила внимания на тебя, вжавшуюся в стену, и на твою сестру, бледные брови которой взлетели так высоко, что могли бы покинуть атмосферу. Мерсиморн нарядилась в длинное платье из абрикосового шелка и белый ханаанский плащ, который полностью открывал изящные худые плечи. Волосы она собрала в тугой сверкающий пучок, а на вас обеих она и не посмотрела.
– Ты охренел, – сказала она.
– Ни в малейшей степени, – приветливо ответил он. – Этого никогда не случается. Ты принимаешь мое предложение?
– Скажи мне, что ты…
– Сначала соглашайся.
– Я соглашусь, если ты поклянешься на мече, – сказала Мерсиморн с готовностью.
Он поднял перед собой рапиру в ножнах. Ты увидела ярко начищенную конусообразную рукоять, кажется, медную, покрытую тонкими рисунками.
– Я клянусь мечом Альфреда Квинка, лучшего из людей и рыцарей, что не раскрою и не разглашу подробности твоего, гм, дела, что они не сорвутся с моих губ и с моих пальцев, даже если я буду уверен, что это станет моим концом.
Мерсиморн чуть-чуть расслабилась: это было еще не облегчение, а так, первое семя, из которого облегчение могло бы вырасти.
– Соглашайся.
– Ладно, принято, – сказала она и огляделась. – Ты знаешь, что здесь дети? Мне их убить или как?
– Не обращай внимания, – сказал Августин. – Лучше тебе не знать, зачем они здесь. Слушай, радость, ты нужна мне, чтобы совершить задуманное. Если ты не поможешь, я буду считать себя свободным от клятвы.
– Совершить! Задуманное! – презрительно сказала она. Ты разглядела короткие нитки персикового жемчуга у нее в ушах. Они затряслись, когда Мерсиморн сложила руки на груди. – Хорош трепаться, расскажи мне план.
– Когда ты все услышишь, делай, что хочешь, но только выше шеи. Все остальные старые рубашки неглаженые.
– Хватит тянуть, рассказывай!
Он кашлянул и сказал:
– Обольщение Зевса, малое.
Ты разглядела во всех подробностях, как взгляд мечтательных глаз Мерсиморн становится пустым, как будто в них возникло око бури. Она размахнулась и ударила его в лицо. Удар вышел не таким и сильным, голова только слегка мотнулась назад, но он побелел, будто получил по лицу тараном. Он зажал рот, нагнулся над умывальником и выплюнул кучку зубов, которые застучали по раковине. Он поднес ладонь к окровавленным губам, закрыл глаза и через несколько мгновений выпрямился. Лицо немного посерело, но зубы отросли заново.
– Малое, – повторил он, когда снова смог говорить. Достал платок и вытер губы: – Малое. Сколько раз повторять?
– Ты сошел с ума, – неуверенно сказала она.
– По-твоему, я шучу, Мерсиморн?
Они смотрели друг на друга. Потом последовала беседа, похожая на ту, которую ты однажды наблюдала между ней и богом. Обмен гримасами, жестами и словами, которые рождались на губах и сразу же замирали. В какой-то момент она сказала:
– Градиент?
– Радиальный, – ответил он, и снова они обменялись взглядами.
Этот разговор был более быстрым и еще менее связным, чем тот, который произошел между Мерсиморн и императором Девяти домов целую жизнь назад, перед уходом с «Эребуса». В конце концов она поднесла ладонь ко рту и почти простонала:
– Платье неподходящее.
– Отличное платье, ты похожа на дыньку.
– Но меня это бесит, – от души сказала она.
Августин посмотрел на нее безучастными глазами и ответил:
– Понимаю. Соберись, радость, это тебя не убьет.
Ты поймала взгляд Ианты. Она зачарованно внимала происходящему. Подняла брови, и ты поняла, что она имеет в виду. «Кто знает». На мгновение ты заволновалась – ведь еще через десять тысяч лет вы с ней тоже сможете вести такие споры, ты узнаешь, что означает ее ухмылка и ее вздох, и вы сможете говорить без слов.
– Мерзость! – сказала Мерсиморн наконец, развернулась на каблуках и вышла. Распахнула двери, злобно выкрикнула:
– Белое вино! – и вышла на этой таинственной ноте.
– Что ж, все прошло намного лучше, чем я мог подумать, – заметил святой терпения, не глядя на окровавленные зубы в раковине, – пойдемте. В этот бой я хочу вести вас обеих под руки. Ианта, становись справа, я не буду трогать эту кость, не люблю тощих. Харрохак, ты же не выросла? Господи! Остаться подростком на целую вечность! Что бы вы ни увидели сегодня, – добавил он, становясь смертельно серьезным, – не вмешивайтесь.
Когда вы вышли в коридор, принцесса Иды произнесла одними губами, так, чтобы он не видел:
– Быстрый. Сложный. Коварный.
30
Как оказалось, Августин из Первого дома, святой терпения, основатель двора Кониортиса, гений Реки, проживший десять тысяч лет, старейший среди святых, быстрый, сложный и коварный, составил крайне продуманный план, чтобы помочь тебе в убийстве своего верного долгу брата. Продуманный план состоял в том, чтобы напоить всех до полусмерти.
Два часа спустя ты сидела среди руин. Перед тобой лежали остатки еды – ты съела больше, чем ты когда-либо съедала по собственному желанию. Тебе пришлось. Единственной альтернативой было беспамятство. Свечи освещали белоснежную скатерть и столовое серебро, которое святой терпения так тщательно разложил по столу, и тарелку с крошками, где когда-то лежали какие-то хитрые булочки. Их съели или куда-то убрали, ты не знала и тебе не было до этого дела.
Сияющие кости героев Когорты молчаливыми наблюдателями висели по стенам. Тебе чудилась усталость в их безглазых взглядах. Ты не понимала, как это случилось. Начался ужин так же, как и все остальные, хотя казался чуть более официальным. Пожалуй, стряпня Августина была довольно изысканной и щедрой – он имел привычку подавать блюда на стол по очереди, а не все разом. Тебя, привыкшую к столу Дрербура, это удивляло. Ты не смогла толком понять, что ешь. Примерно к третьей перемене ты осознала, что пора двигаться дальше, иначе придется страдать от последствий. Тебе не понравился вкус вина, которое подал Августин, и ты и представить не могла, что вина бывает так много. Он наполнял бокал, не успела ты его опустошить, так что ты ни разу не увидела дна.