Череп рассыпался в пыль, грудь лопнула, как воздушный шарик, внутренности почти аккуратно вывалились на пол. Тварь рухнула, и стало тихо. Ликтор перестала вопить. По лицу у нее текли тонкие струйки крови, и я подумала, что она ранена, но потом осознала, что они вытекают из глаз, как слезы. Она стояла, опустив плечи, прижимала руку к лицу. Рыжеватые волосы выбились у нее из косы. Она казалась невредимой, но явно очень жалела себя.
А потом она посмотрела прямо на нас – я не успела спрятаться за углом.
Ликтор по имени Мерсиморн смотрела тебе в лицо. Я никогда не видела человека, настолько пораженного ужасом. Это был не просто страх, это была жуткая, горькая паника, хаос грустного кошмара. Это был взгляд человека, истинную любовь которого кинули в мясорубку у него на глазах и быстренько превратили в связку сосисок.
– Ты пришла за мной, Первая, – отрывисто сказала она. – Пришла… когда наступил конец.
Она чего-то явно ждала. Я не представляла, что сказать. Тобой я притвориться никак не могла, я слишком хорошо тебя узнала. Вот так мы стояли и тупо молчали, и ее страх начал уходить. Она прищурилась, поджала губы, дрожащие от невероятного ужаса.
– Нет, – сказала она, – нет.
Она была такая старая, Харроу. Я не знаю, как ты вообще общалась с этими невероятно старыми уродами. Она была такая же старая, как Цитера, и глаза у нее были отвратительные. У меня мурашки по коже побежали от одного ее взгляда. Она смотрела на нас так, будто видела меня насквозь и разглядывала какую-то немыслимую дрянь внутри меня.
– Ты не пришла, – решила ликтор, – ты не она. Эта тварь уже бросилась бы на меня. Она не умела вести себя по-человечески. Но ты стоишь, как человек, дышишь, как человек. Ты человек, – говорила она с возрастающим отвращением. – Я не понимаю! Харрохак уже должны были съесть к этому моменту! Она не умирает уже несколько часов, а Вестники повсюду.
– Госпожа, – сказала я, – ты хочешь сказать, что это ты ударила мою некромантку в спину?
– Да, и ей стоит поблагодарить меня за это! – Ликтор немедленно переключилась на новую тему: – Это было совершенно не ужасно. Я лишила ее чувствительности – из неуместной симпатии к ней – выставила ее в коридор, чтобы ее сожрали побыстрее. Как только ее начали бы есть живьем, она бы сошла с ума и уже ничего бы не чувствовала! А ты душа… душа рыцаря, которую она сунула на задворки своего мозга. Что с твоими глазами?
– У меня есть вопрос поинтереснее. – Я взвесила меч в руках. – Ты же знаешь, что мы с Харроу уже убили одного ликтора? Что у нас есть опыт?
– Ой, заткнись, рыцарь Харроу, – истерически взвизгнула она, – я пытаюсь думать. Ты не она. Она тобой не управляет. Но у тебя ее глаза. Почему? Когда мне показали твой труп, я не сообразила проверить глаза. Глупо, Мерси. Твое упущение. Я думала, что знаю, что ты такое, хотя и не хотела в это верить…
– Что ты вообще несешь?
– Я говорю о провале операции Девятого дома.
Она наклонила голову набок, так что потные от раскаленного воздуха волосы цвета желтой розы упали ей на лицо. Сказала почти спокойно:
– Я думала, что командор просто была плохой девочкой. Трудоголиком. Ставила дела выше семьи. Она была из тех… нет, на совпадение не похоже. Дай-ка подумать. Дай-ка подумать. Я делала ей кукол, они были идеальны, а потом она сваляла дурака с… с выбросом! – вдруг выкрикнула она. – Конечно, это ее убило! Высокомерная дура! Она знала, что Гидеон у нее на хвосте!
Что-то в твоей голове дернулось, когда мы услышали мое имя. Поначалу оно прозвучало как-то странно, глухо, как будто мы были под водой. Потом боль ушла.
Ликтор продолжала. Она щурила стремные красновато-бурые глаза, будто могла плакать.
– А потом Гидеон все испортил. Командор все испортила. Ты все испортила. Это могло закончиться восемнадцать лет назад. А теперь все так сложно. Теперь мне придется тащиться по реке до самого дома и сражаться с жуткими сектантами Анастасии, потому что командор считала себя самой умной. Что вообще Гидеон в ней нашел… красоты он никогда не замечал, а говорить с ней было противно.
Я не представляла, что вообще ответить на этот бессвязный поток херни. Она сварливо сказала:
– Что, язык проглотила? Ты мутант, ошибка, гигантская проблема с телячьими глазами. Дай подумать… почему эти глаза на твоем лице. А вдруг…
И тут ее голос сорвался на громкий дрожащий всхлип. Она принялась бродить вперед и назад, время от времени откидывая голову, как будто готовясь закричать. Волосы странного цвета спадали ей на спину. Она ничего не говорила. Встала в пятне света. Повернулась к нам. Потом она наконец открыла рот, и голос ее звучал тихо и бесстрашно.
– Ясно. Я поняла. Хромолипоид. Рецессивный ген. Ты – доказательство. Он нам соврал. А ты дала мне всю нужную информацию. Мне ничего не придется нарушать. Не придется возвращаться. – Она вздохнула. – Боже милосердный, Цитера ведь с первого взгляда все поняла.
– Что ты вообще несешь? – спросила я. – Что происходит? Какой еще другой Гидеон?
– Ликтор, которого отправили убить твою мать, – пояснила Мерсиморн.
– Но мать Харроу…
– Я говорю не о Харрохак, тупой ты мертвый ребенок, – надменно заявила она. – Я говорю о тебе. Нав… Гидеон Нав… Гидеон! Очень смешно. Ты – кощунство. Ты – ересь. Ты – неудача, запоздавшая на девятнадцать лет.
Прости, Нонагесимус. Я не знала, что делать. Может быть, мне нужно было развернуться и выбраться оттуда. Забиться в какую-нибудь дыру и ждать, пока ты вернешься. Но я сказала:
– Что ты сказала про мою мать?
– Прошу прощения, я была неправа. Мне не следовало использовать этот термин, – ответила некромантическая святая, расправила плечи и вытерла со щек жидкие кровавые слезы. – Как она, наверное, ненавидела само слово «мать».
Она подняла рапиру, медленно расправила намотанную на запястье сетку, которая упала на пол блестящей шелковистой кучкой. Мерси сказала:
– Теперь я исправлю свои ошибки. Кристабель всегда говорила, что я аккуратная.
Она бросилась вперед, держа рапиру близко к телу и волоча сетку за собой – черт, она двигалась очень быстро, – отбила мой неловкий блок, запоздавший не меньше чем на секунду, и ударила нас прямо в сердце. Очень простой удар, в который была вложена огромная сила. Он прошил грудину и вошел ровно в центр сердца, которое облажалось уже несколько раз, пока было на моем попечении. Действовала она с хирургической точностью, рапира ее представляла собой тонкую иглу. Если бы кто-то вскрыл нам грудную клетку, то наверняка увидел бы, что клинок прошел прямо сквозь аорту. Мерсиморн вытащила рапиру с той же легкостью и отступила на шаг. С клинка капала кровь.
Это была ошибка.
Твое сердце срослось вокруг рапиры, когда она воткнулась в тело. Твое сердце срослось, как только рапира из него вышла. Крошечный прокол в грудине исчез мгновенно, с той же скоростью, что и появился. Как будто укол рапирой ничем не отличался от прививки в Дрербуре.
