На бескрайней равнине стройными рядами высились тысячи палаток. Вдалеке вздымались белые стены города, а за ними соленый ветер гнал синие морские волны с белыми гребешками пены; на горизонте, в туманной дали виднелась голубоватая громада какого-то острова.
Ио вскричала в восторге:
– Смотрите! Смотрите! Это ведь Саламин, правда? Мы плавали туда на корабле Гиперида, только он нас тогда на берег не пустил.
Басий погладил ее по каштановым кудрям.
– Правильно. У тебя точный глазок – хорошо береговую линию запоминаешь, девочка. Если бы ты была амазонкой, когда-нибудь стала бы у них стратегом.
Ио вцепилась в мой хитон, указывая на море:
– Понимаешь, Латро, это же Саламин! Гиперид нам много о нем рассказывал. Здесь афинские корабли потопили флот Великого царя.
Пасикрат вдруг набросился на нее, точно лев:
– Между прочим, не забывай: флот Спарты тоже принимал участие в этом сражении! А объединенными флотами командовал спартанский стратег Эврибиад!
– Не кричи на нее, – сказал я. – Она же не знала, и я тоже этого не знаю.
– Ничего, теперь зато навсегда запомнит! – рявкнул Пасикрат. – Ласка в учении ни к чему – слишком быстро такие уроки забываются! А доброта учителя в итоге оборачивается жестокостью, ибо он учил плохо. Впрочем, довольно слов! Я ухожу, чтобы доложить Павсанию о вашем приходе. – И он умчался. Он так хорошо бегает, что его, по-моему, может обогнать лишь самый резвый конь. Мы не сделали и сотни шагов, а он уже мелькал вдалеке среди палаток.
На запыленных щеках Ио слезы оставили грязные дорожки. Я взял девочку на руки и попытался немного ее успокоить.
– Это ничего, господин мой, – сказала она. – Он прав: теперь я ни за что не забуду. И его имя тоже.
– Эврибиад?
– Нет, – покачала она головой. – Пасикрат.
Чтобы отвлечь ее, я сказал:
– Посмотри, как много там палаток! Там расположилась целая армия, тысячи воинов. Разве мы раньше видели такой огромный лагерь, Ио?
– Ничего особенного, – шепотом возразила мне та странная женщина. – Ты-то, должно быть, видывал лагеря и побольше, когда служил в армии Великого царя. Тогда точно целые города снимались с места… Впрочем, здесь и нет ни одного такого большого города, разве что Вавилон.
У Эвтакта, видимо, слух был достаточно острый, ибо он услышал ее слова:
– Я видел такой лагерь, и мои рабы грабили шатры персидских сатрапов
[129]. Если бы твой Великий царь был здесь, вряд ли он сказал про этот лагерь: «Ничего особенного».
Шатер Павсания был значительно больше всех остальных и украшен вышивкой и золотой бахромой. По-моему, шатер – тоже часть той богатой добычи, о которой только что упомянул Эвтакт. Когда мы подошли ближе, я смог расслышать голоса: один, по-моему, принадлежал Пасикрату, а второй звучал довольно резко, однако без излишних эмоций; голос был молодой и, судя по всему, принадлежал человеку, который привык отдавать приказы и скрывать собственные чувства. Я слышал, как Пасикрат сказал: "…Шпион Великого царя", а второй ответил: "Шпион – как камень, можно его и обратно бросить".
Эвтакт кашлянул – видимо, чтобы дать тем двоим знать, что мы уже прибыли. Разговор в шатре тут же смолк.
У входа стояли двое часовых – высокие и молодые, не старше Пасикрата; они не разрешили нам подойти к шатру, и мы отошли в сторону – точнее, отошли Эвтакт и Басий, сердито схватившись за мечи, а мы с Ио и та женщина уселись на землю.
Я тут же принялся за свои записи – перечитав дневник, я убедился, как хорошо все записывать вовремя, чтобы потом можно было вспомнить.
Я уже прочел о встрече с Хозяйкой голубей и о том, как, видимо, побывал в некоем царстве, одновременно и более высоком, и более тесном, чем наш мир. Но что она хотела от меня? Я ведь чувствую, что встреча эта была не случайной. Она ли правит в том царстве? Я дважды перечитал это место, однако ничего с уверенностью сказать по-прежнему не могу. По-моему, она дружелюбно относится к женщине по имени Каллеос, но как сама Каллеос относится ко мне, я не знаю.
Хозяйка голубей сказала, что я никогда не забуду ее, хотя забываю все остальное. Она не ошиблась: когда я читал о ней, вся душа моя всколыхнулась от воспоминаний о ней. В любви ей безусловно нет равных! А может, она – это все женщины разом?
Однако прерву пока воспоминания о ней: надо подумать, что я буду говорить там, в палатке, поскольку вот-вот оттуда выйдет Пасикрат и проведет нас к регенту.
Глава 27
ПАВСАНИЙ
Шатер регента был битком набит награбленным добром. Сам он восседал на подушках алого бархата, а вокруг лежали и висели ковры с вышитыми на них грифонами, черными быками, золотистыми львами и странно одетыми людьми с черными вьющимися бородами. В воздухе витал аромат душистого масла, горевшего в светильниках.
– А это, царственный Павсаний, – провозгласил Пасикрат, – тот самый человек, которого привел лохаг Эвтакт. Я близко познакомился с ним и убежден: именно он являлся тебе во сне.
Регент уставился на меня. Лицо его было чудовищно изуродовано шрамами, однако мне оно и без них показалось страшным – жестоким и жестким, точно отлитым из стали. Улыбка чуть тронула его губы, однако один из шрамов тянулся через всю щеку к углу рта, так что, возможно, улыбка мне лишь почудилась.
– Тот был в венке из засохших цветов. Эй, парень! Был на тебе венок, когда тебя обнаружили мои воины?
– Не помню, – сказал я. – Но, может быть, я записал это в дневнике.
Можно мне посмотреть? – Я вытащил свой свиток.
Губы регента раздвинулись, обнажив крупные и не слишком чистые зубы.
– Хорошо. Очень хорошо. А где тот цветок?
– Он был на месте, высокорожденный, когда я осматривал его книгу, – сказал Пасикрат. – Возможно, конечно, его положил туда лохаг, однако вряд ли.
– Разверни свиток, – приказал мне регент.
Я выполнил его повеление, держа свиток так, чтобы он мог видеть написанное. Когда я разворачивал последний лист, засушенный цветок люпина выпал прямо ему на ладонь.
Пасикрат откашлялся и сказал:
– Мне, видимо, следует пояснить, высокорожденный: лохаг сказал, что вроде бы в том доме накануне была пирушка – там, где он этого человека нашел. Там конечно же были и цветы, и венки для гостей.
Регент только отмахнулся.
– Я вполне удовлетворен. Жаль, что Тизамена здесь нет, однако это явно тот самый человек – или нам вообще не суждено отыскать его. Да и выглядит он в точности как в моем сне. Шрама я, правда, тогда у него на лбу не разглядел, но его, наверное, скрывал венок.
