Хотя я никак не могу поверить, что она моя рабыня, ведь я так люблю ее, что давно бы освободил от рабства.
Тогда Ио спросила меня, как я отношусь к Элате; по ее тону я понял, что это ее по-настоящему беспокоит. Наверное, решил я, она боится, как бы Элата не выдала нас Котису, поэтому сказал: я уверен, что Элата не предательница. И объяснил, что Кибела обещала мне помощь трех достойных доверия союзников, и это оказались лев, Фаретра и Элата. Поскольку Кибела сама желает, чтобы царица Иппофода заполучила священных коней, то вряд ли подослала ко мне предательницу.
– А ты спрашивал у Фаретры, каким образом Кибела послала ее к тебе?
Сама ей явилась или как-то иначе?
– Нет, не спрашивал, – признался я. – Да Фаретра и не упоминала ни о чем таком, даже когда Эгесистрат прямо спросил ее, куда она пропала во время боя. А может, и упоминала, но Эгесистрат ничего мне об этом не сказал. Кроме того, вполне возможно, сама Кибела велела ей ничего никому об этом не рассказывать. И мы могли бы поставить Фаретру в неудобное положение, спросив ее об этом.
Ио пожала плечами:
– Да, наверное, ты прав. Ну а что все-таки ты думаешь об Элате? Как по-твоему, она обыкновенная женщина?
– Конечно нет! – отвечал я. – Она гораздо привлекательнее большинства женщин. Я, возможно, чересчур быстро все забываю, но это я помню хорошо.
– Хотел бы ты разделить с ней ложе?
Я ответил не сразу. Было ясно, что откровенный ответ причинит Ио боль; и все же я был уверен: ложь – даже сказанная из самых добрых побуждений – принесет куда больше вреда, чем правда. Так что ответил все же честно:
– Да, если б она сама того пожелала; но она ничем не показала мне, что хочет этого. Кроме того, Эгесистрат не далее как нынче утром сказал мне, что Элата принадлежит ему.
– Чернокожий спал с нею, – сказала Ио.
– Что ж, это дело его и Эгесистрата, – пожал я плечами. – Надеюсь, они решат этот вопрос без крови.
– Не думаю, что Эгесистрат знает об этом. Я, во всяком случае, ему не говорила.
– Ты хочешь, чтоб я ему сказал? – спросил я. – Я никому не стану такого рассказывать. Тем более я ничего сам не видел.
Ио покачала головой.
– Тогда какой смысл вообще говорить об этом? Между прочим, Эгесистрат – прорицатель и ясновидящий, так что и сам, несомненно, уже обо всем знает.
Ох как трудно скрыть неверность от такого человека!
– Не думаю, что он пытался что-либо выяснить. По-моему, он даже боится того, что может узнать об Элате – помнишь, как он перепугался, когда вы с Элатой вместе вернулись лишь к утру?
Посыпался мелкий дождь; я свернул свиток и стянул его шнурками, думая, что ей сказать еще.
– Понимаешь, Ио, Эгесистрат – умный человек. Он, конечно, тоже делает ошибки, даже самым умным это свойственно. Но он все равно остается мудрым, и, по-моему, мудрость его, в частности, проявляется в том, о чем я только что сказал тебе.
– Но неужели ты все же считаешь Элату обычной женщиной? Если сбросить со счетов ее красоту?
– А ты сама кем считаешь ее, Ио?
– Не знаю, – призналась она.
– Но почему это тебя так беспокоит?
– Из-за Фаретры. Тебе ведь нравится Фаретра, я знаю!
Я признал, что она права, и заметил:
– Однако это вовсе не значит, что я не люблю тебя, Ио.
– Помнишь, еще совсем недавно Фаретра была при смерти. Один из этих варваров попал ей копьем прямо вот сюда, – она коснулась своей груди. – Там, где наконечник вышел наружу, была огромная рана. У нее ртом шла кровь, много крови, и дышала она едва-едва.
Я сказал, что в это трудно поверить.
– Вот именно! – подхватила Ио. – Мне кажется, и остальные амазонки несколько удивлены тем, как быстро она поправилась. Ее ранили в самой первой нашей схватке с варварами, ночью. А потом нас отвели на то поле, в лагерь, окруженный фракийцами, и следующую ночь мы провели там. А на следующую ночь снова был бой, и ты еще пытался захватить их царя…
Я только головой помотал; я действительно ничего об этом не помнил.
– А Иппофода еще не хотела, чтобы Фаретра участвовала в бою, но та ослушалась ее приказа. И сегодня была уже совершенно здорова и помогла тебе выкрасть белых коней. – Ио замолчала, неотрывно глядя мне в глаза, потом попросила:
– Хозяин, ты ведь присутствовал при том, как Эгесистрат получил Элату? Прошу тебя, найди это место в своих записях! Это было ночью, на пути из Сеста в Апсинфию. Разверни свиток, прочти мне это место.
Я нашел эту запись и сперва прочел ее про себя; а потом сказал Ио, что хотел бы все это еще раз как следует обдумать. Эта Элата, оказывается, нимфа! Так у меня записано. Если остальные этого не знают, она, несомненно, рассердится, если я им расскажу.
Эгесистрат утверждает, что Эобаз пока жив. Он видел его в своем зеркале; мидиец смотрел в нашу сторону из узкого окошка своей темницы.
Эгесистрат считает, что кто-то ему уже сообщил, что мы пытаемся выторговать его жизнь у фракийцев. Видимо, Клетон сумел тайком передать ему письмо.
Мне тоже хотелось бы втайне от остальных передать записку Фаретре, но я умею писать только на том языке, каким пользуюсь для ведения дневника.
Если бы сейчас было лето, я бы мог, по крайней мере, послать к ней Ио с букетом цветов, даже если б мне, чтобы достать эти цветы, пришлось уложить сотню фракийцев!
Глава 18
СМЕРТЬ ФАРЕТРЫ
Она лежала рядом со мной, когда меня разбудила Иппостизия. Я едва мог различить черты ее лица в свете костра. Я поцеловал ее в щеку и встал; она не проснулась.
Мне кажется, я хорошо ее знаю, хоть и не помню, где мы находимся и кто эти люди, спящие у костра.
Высокая женщина, что разбудила меня, подала мне меч со словами: "Твоя очередь на страже стоять!" По всей видимости, этот меч принадлежал мне. Я опоясался им и последовал за женщиной. Она повела меня к выходу из пещеры, где на страже стоял часовой, который и сам был чернее ночи, вооруженный длинным мечом и парой дротиков. Когда он мне улыбнулся, я понял, что мы с ним друзья. Мы обхватили друг друга руками и немножко в шутку поборолись.
Я спросил, кто может напасть на нас – сперва на том языке, каким пользуюсь при письме, а потом на том, на котором говорила женщина. Ни женщина, ни чернокожий первого языка явно не знали, а во второй раз энергично закивали в ответ и стали показывать на дорогу, начинавшуюся от пещеры. Я сказал, что если кто-то попытается войти, я громко закричу и разбужу остальных, и это их вполне удовлетворило.
Я вышел наружу и некоторое время наблюдал за окрестностями оттуда, потому что в самой пещере было куда холоднее, чем снаружи. Видимо, накануне шел дождь, и земля все еще была сырая, а под ногами хлюпала вода.
