— Мой отец — жрец храма Тота, — сказала Алала. — Он часто говорил мне, что я должна выйти замуж за жреца, но здесь нет никого подходящего. Мой новый муж молод и добр, и очень мне подходит.
— Он — наш друг, — сказала ей Мит-сер'у. — Как и мой муж, он ухо Чаниу, и очень важная персона. Ты уже встречала моего мужа?
Алала сказала, что нет, и Мит-сер'у познакомила нас. — Латро иностранец, — объяснила она, — но он говорит на нашем языке почти так же хорошо, как и мы.
Алала так приятно улыбнулась, что сразу же мне понравилась. — Меня вы тоже можете считать иностранкой. Я родилась здесь, но мои родители приехали с юга.
Я спросил, можно ли называть ее нубийкой — или уроженкой Яма, как говорят на языке Кемета.
— Мы так не говорим. Есть два народа. Мой собственный, меджаи, — Народ Льва. Старики говорят на языке Царя Сиаспига. Он — царь нехасу, Народа Крокодила.
— В Кемете, — сказала Нехт-нефрет, — мы называем меджаями тех, кто сторожит могилы царей и проводят к судьям людей, нарушающих законы.
— Это мы и есть, — сказала ей Алала. — Ты можешь заплатить нашим воинам, и они будут охранять могилы твоих предков и поймают тех, кто придет грабить и убивать.
— Ты сама говоришь на языке Царя Сиаспига? — спросил я.
— Лучше, чем на этом, — ответила она и заговорила на языке, который я не понимал.
— Для чего ты привела на корабль твоего домашнего зверя?
— У меня нет никакого зверя. — Она удивленно посмотрела на меня. — У моей мамы есть кот. Ты ее знаешь?
Я больше ничего не сказал, но, прежде, чем отложить перо в сторону, должен записать еще кое-что, чем пренебрег раньше. Увидев Сахусета на рынке, я сказал об этом Аахмесу и протиснулся к нему сквозь толпу. Когда мы остались одни, Аахмес спросил меня, как я так быстро нашел Сахусета, ведь рынок был переполнен народом. Я объяснил, что Мит-сер'у указала на него мне сегодня утром, еще до того, как он сошел на берег, и я увидел его зверюшку.
— Но у него нет никакой зверюшки, — сказал Аахмес. И это несмотря на то, что, когда мы привели его к Чаниу, на плече Сахусета ехала обезьянка. Я спросил Мит-сер'у, действительно ли я вижу зверей, которых не видит никто. Она сказала, что не может сказать, что я вижу. И испуганно посмотрела на меня.
Урей говорит, что моя память принадлежит богам, и не хочет объяснить свои слова.
МЫ в канале. Он длинный, извилистый и в нем есть течение, хотя вода не бежит так быстро, как через порог. Десять пар быков тащат наш корабль, идя по берегу канала. Мне это кажется очень медленным, но Мит-сер'у говорит, что и по реке мы часто плыли не намного быстрее. Я могу идти намного быстрее. Мит-сер'у говорит, что я забуду о своем желании, и Урей подтвердил ее слова. Завтра я сойду с корабля, пойду впереди и увижу то, что можно будет увидеть. Я попросил их всех напомнить мне об этом.
ЭТИМ утром Мит-сер'у сказала мне, что я хотел идти перед нашим кораблем до того, как солнце начнет греть по настоящему. Она заставила меня пообещать, что я возьму с собой Урея. Чаниу подслушал наш разговор. Он сказал, что я могу идти, но должен взять с собой двух солдат. И мы все четверо отправились в путь: Аахмес, Багину из Парса, Урей и я.
Почва здесь поднимается, из-за порога. Багину говорит, что как только начнется равнина, Кемет останется позади. Он всадник, и хотел бы, чтобы мы ехали верхом. Вообще было бы лучше, так он сказал, чтобы сатрап послал нас на лошадях. Возможно, но тогда нам пришлось бы все припасы везти на лошадях или ослах. И, как я думаю, здесь вообще мало лошадей, а ослы слишком медлительны. Да, кораблям нужна смола, полотно для парусов и немного дерева для починки, но корабль не надо кормить и поить каждую ночь, и он редко болеет и умирает.
Я ПЕРЕСТАЛ писать, чтобы поговорить с женщиной. Она говорила со своим мужем, и Мит-сер'у объяснила мне, что это писец Чаниу.
Это женщина очень много рассказала мне. — Люди Кемета считают себя очень умными, — сказала она, — но они почти ничего не знают об юге. Их предки знали больше, но теперь все забыто. — И она рассказала о пятнистых оленях, которые выше деревьев, и показала изображение одного такого на золотой застежке, скрепляющей ее плащ. Олени не бывают такими высокими, как она говорит.
— Люди Кемета говорят о стране Ям, но давным-давно нет такой страны, только воспоминание. Еще они говорят о Куше, как если бы Куш — все земли на юге. Есть речное царство с таким именем, там выращивают замечательных лошадей. И там очень жестокие люди. — Она указала на юг и на восток.
Я сказал, что люди Куша не могут быть жестоки к своим лошадям, иначе они бы не были такими замечательными. Она согласилась.
Ее народ тоже выращивает лошадей и пасет скот, следуя за травой. Я не знаю, что это значит, но не стал спрашивать. Из-за этих лошадей и собак сатрап платит им, и они охраняют границы Кемета. И они отличные следопыты.
Я ничего этого не знал, пока мы шли по дороге вслед за быками. Мы видели маленького оленя, очень красивого и изящного, с острыми рогами. Багину хотел застрелить одного, но я сказал, чтобы он подождал до вечера, когда мы должны будем остановиться и поесть. Урей отвел меня в сторонку и сказал, что Мит-сер'у может лечь с другим, пока нас нет. Я спросил, почему он так думает, и он сказал, что это из-за того, что она заставила меня взять его с собой. Я понял, что его слова мудры, и остановился, как только солнце начало припекать по настоящему. Корабль догнал нас около полудня. Чаниу спросил меня о деревне, которую мы видели на другой стороне канала.
24
АГАФОКЛ
НА КОРАБЛЬ пришел эллин. Мит-сер'у говорит, что он был с нами и раньше. Он ей не нравится и она жалуется, что он все время глазеет на нее. Как и моряки и мои солдаты, но Мит-сер'у остается в нашей палатке, чтобы этот эллин ее не видел.
Мы разбили лагерь рядом с городом из обожженных кирпичей, стоящим недалеко от реки. У его жителей такая же темная кожа, как у Алалы. Я спросил, есть ли у них храм Красного Бога, потому что прочитал в свитке, как о нем говорил человек, державший в руке огонь. У них нет. Только обратная сторона ладоней Алалы по настоящему черная; так и у этих людей. В свитке написано, что ладонь того, кто держал огонь, была черна везде.
Эллин долго говорил с Сахусетом. Хотел бы я знать о чем, но они сидели перед палаткой Сахусета и замолкали, когда кто-нибудь подходил поближе.
Я НЕ в состоянии хорошо писать. Слишком много выпил. И все-таки я должен записать то, что видел. Мит-сер'у и я вернулись в палатку очень поздно. Если бы не моя рука, она бы упала. Перед палаткой Сахусета сидел павиан. Он ел обезьянку, очень быстро, и, как собака, трещал ее костями. Я постарался, чтобы Мит-сер'у этого не видела. Я пишу около нашего огня.
УЖЕ все готово, но мы до сих не отчалили и совещаемся в тени паруса, который моряки растянули на шестах. Чаниу не хочет, чтобы Мит-сер'у сидела с нами, но я обычно рассказываю ей кое-что из того, что было сказано, и, как мне кажется, Нехт-нефрет рассказывает все. Нехт-нефрет здесь, потому что Тотмактеф в деревне, и Алала не хочет сидеть с нами одна, без другой женщины. Мит-сер'у осталась в нашей палатке. Поэтому капитан позвал Нехт-нефрет. Алала улыбнулась и сейчас они сидят рядом.
