Ну да, он вышел из фургона вслед за убийцей. Все ясно: этот тип нашел Рому, и тот ведет теперь его за мной.
Надо же, я думала, что он просто козел, а оказалось, что еще и подлец. Ну, угрожал этот «пупс» ему, конечно, вон и сейчас придерживает, но не бил же и не пытал. Ромочка бодро так топает, целенький весь, толстенький. Трус несчастный! Если бы не устроил скандал в ресторане, я бы не влипла в такой кошмар!
Ладно, об этом после подумаю, сейчас нужно уносить ноги.
Я собрала все свое мужество, перелезла через подоконник и двинулась по карнизу, прижимая к себе чемодан с вещами.
Карниз был узкий, в полкирпича, на него едва помещалась моя нога… я медленно двигалась вперед приставным шагом…
Кажется, я уже говорила вам, что не боюсь собак. Но собаки – это одно, а высота – это совсем другое… высоты я боюсь, ужасно боюсь! Но другого выхода у меня не было…
Главное – не смотреть вниз!
И я старалась не смотреть, но глаза меня не слушались, бездна под ногами так и притягивала мой взгляд.
Там, далеко внизу, суетились крошечные человечки, похожие отсюда на насекомых. Там, внизу, стояла машина убийцы. А сам он уже скрылся в подъезде.
Нужно торопиться… Чемодан ужасно мешал. Бросить его, что ли?
Еще несколько шагов… еще несколько…
Наконец я добралась до края соседней крыши, перешагнула через нарядный заборчик и оказалась на площадке, оборудованной соседом-художником. Два шезлонга, складной столик…
Я перевела дыхание, уняла бешено бьющееся сердце.
Но расслабляться нельзя, убийца все еще близко!
Окно, выходящее на крышу, было закрыто. Я подошла к нему, заглянула внутрь.
За этим окном была большая комната, точнее – мастерская художника. Возле стен были сложены стопки холстов, посредине, около мольберта, стоял сам художник, бодрый бородатый дядечка лет пятидесяти. В руке у него была большая кисть, которой он время от времени решительно тыкал в холст, как копьем.
Напротив художника, на низеньком диване, лежала толстая голая женщина с круглым розовым лицом – модель или натурщица.
Я постучала в стекло костяшками пальцев.
Художник удивленно оглянулся, увидел меня, поставил кисть в большую, замазанную краской банку, вытер руки о блузу, подошел к окну, что-то проговорил – не было слышно ни звука, только губы беззвучно шевелились.
Я знаками показала ему, чтобы открыл окно.
Он так и сделал, открыл створку окна и удивленно спросил:
– Ты кто такая? Как ты сюда попала?
– Прилетела, – ответила я, улыбаясь, – вообще-то я – как Карлсон, живу на крыше…
– Карлсон, насколько я помню, был мужчина в самом расцвете лет! – парировал художник.
– Карлсоны бывают разные! Ну, можно я просто пройду через вашу квартиру?
– А, вспомнил, ты – соседка, там еще такой парень толстый живет! Ну проходи, раз надо. Нет проблем… но вообще у тебя интересная фактура. Ты не хотела бы мне как-нибудь попозировать? Я бы тебя охотно увековечил!
– Ну, может, как-нибудь, когда-нибудь…
– Ладно, будешь еще пролетать мимо – залетай!
Я прошла через мастерскую.
Натурщица, воспользовавшись паузой, села на диване и закурила. На меня она не обратила ни малейшего внимания.
Проходя мимо мольберта, я из любопытства взглянула на картину, над которой работал сосед.
На холсте было изображено что-то, отдаленно напоминающее гибрид белого африканского носорога и механической сноповязалки и ничуть не напоминающее натурщицу.
Впрочем, я не разбираюсь в современном искусстве…
На мой удивленный взгляд художник привычно ответил:
– Я так ее вижу!
Он вывел меня в коридор, показал на дверь и повторил:
– Ну, будешь пролетать мимо – залетай…
– Спасибо тебе! – от души сказала я, вышла на крутую темную лестницу, поспешно спустилась по ней и через пару минут была на улице.
К счастью, этот подъезд выходил на другую улицу, так что я не встретилась с убийцей.
Роман открыл дверь своими ключами, вошел в квартиру и фальшиво-бодрым голосом проговорил:
– Аленка, ты дома? Я пришел!
Он тут же подумал, что, если бы Алена была дома, то она сразу же заподозрила бы неладное, потому что даже поначалу никогда он не называл ее Аленкой, а уж потом и вовсе обзывался по-всякому.
Совесть подняла было голову, но Рома тут же ее придавил и позвал ласково:
– Девочка моя, ты где?
Ему никто не ответил.
«Пупс» проскользнул следом за ним, закрыл входную дверь, быстро заглянул в одну комнату, в другую, вернулся в прихожую.
Роман стоял посреди прихожей, как соляной столп.
– Где она? – зло прошипел «пупс». – Ты же сказал, что она должна быть дома!
– Я… я не знаю!
– Думай! Думай, а не то… – И страшный человек снова продемонстрировал свой нож.
Рома встрепенулся, вошел в комнату, заглянул в один шкаф, в другой и наконец проговорил:
– Она ушла… ушла от меня. Нет ее вещей.
– Похоже, ты не очень расстроился?
Рома промолчал.
– Ну, тогда думай – куда она могла уйти!
– Я… я не знаю…
Страшный человек сверкнул глазами, потянулся за ножом – и Роман поспешно залопотал:
– Я правда не знаю… у нее нет своего жилья… не представляю, куда она могла пойти…
– Родители?
– У нее, кажется, только мать… где-то далеко… я ее в жизни не видел…
– Допустим, я тебе верю. А что вообще ты о ней знаешь? Где она работает? Что она не в твоей фирме – это я уже знаю… а вообще – она что, жила на твоем содержании? Что-то не похоже…
– Нет, конечно… она репетитор, уроки дает малолетним обалдуям.
– Хорошо, а адреса этих обалдуев ты знаешь?
– Откуда… – Рома пригорюнился. – Я никогда не интересовался…
– Это плохо… – протянул «пупс», и его интонация очень не понравилась Роме. Он понял, что сейчас его будут если не убивать, то бить уж точно. И хорошо, если не ногами.
И тут его осенило:
– Нет, одного ее ученика я знаю! Петя, Петя Самохин! Это ведь в фирму его отца Алена меня устроила!
При этих словах Рома снова испытал угрызения совести, но быстро и привычно их загасил.
Ведь это отец Пети взял его на работу в свою фирму, от него зависело благосостояние Романа, его новый статус приличного, высококлассного специалиста…
