Войтенко вопросительно взглянул на Кристину, но она с сомнением покачала головой:
– Эта Ильинична наверняка ничего не скажет. Да, скорее всего, она ничего и не знает, она выполняет для тех людей разовые поручения, а ни в какие серьезные дела они ее не посвящают. И вряд ли она знает, где расположена их база.
– Что же делать…
– Вот таксист… – проговорила Кристина. – Таксист, который ее привез, точно должен знать, где находится то место.
– А ведь правда! – Войтенко снова взглянул на меня. – Ты ведь, наверное, не запомнила номер машины?
– Нет, конечно… – протянула я. – Извините…
Я понимала, как мои слова важны для Войтенко, но ничего не могла вспомнить.
– Ну хоть какая это была машина? Какой марки?
– За мной должно было приехать серое «Рено», – вспомнила я, – но моя машина где-то застряла, вот я и села в ту, которая приехала. Кажется, она тоже была серая, иначе у меня возникли бы сомнения. Хотя, вы знаете, как говорят – ночью все кошки серы. И все машины. Тем более зимней ночью, в метель… нет, извините, не могу ничего вспомнить.
Войтенко переглянулся с Кристиной, и девушка неуверенно проговорила:
– Может быть, подключить Рудольфа Зурабовича?
– А что, это мысль! – оживился Войтенко. – Он замечательно умеет оживлять человеческую память!
Я дико перепугалась.
Я решила, что меня собираются пытать, чтобы заставить вспомнить то, чего я не помнила… Ну, иголки под ногти загонять не станут, все же не в позапрошлом веке живем, сейчас другие методы. Уколют меня какой-нибудь сывороткой правды, подумают, что я нарочно номер машины не говорю. Или что там придет им в голову? И неизвестно еще, как на меня то лекарство подействует, может, после него вообще всю память отшибет. И я буду стоять на улице с табличкой «Я не знаю, кто я и откуда родом, помогите!». И какой-нибудь доброхот сфотографирует меня и выставит снимок в Интернет… мама увидит, а у нее в последнее время проблемы с сердцем, надо бы обследоваться в хорошей клинике… А я вместо этого устрою ей такое.
Надо же, ведь я пришла к Войтенко своими ногами, по собственной воле! Думала, что он мне поможет, если я расскажу ему все честно. Нет, надо было тихо сидеть и помалкивать…
– Но я правда ничего не помню! – воскликнула я, сжав руки, и умоляюще взглянула на Войтенко.
Он посмотрел на меня удивленно и вдруг расхохотался:
– Ты что, подумала, что мы собираемся выбивать из тебя показания? Да за кого ты меня принимаешь?
«Да черт тебя знает! – В сердцах я закусила губу едва не до крови. – Я тебя впервые вижу! И сто лет бы не видать!»
– А что еще я могла подумать? – огрызнулась я.
– Да в конце концов, это было бы бесполезно. – Войтенко перестал смеяться, лицо его снова окаменело. – Если бы ты что-то помнила, ты бы и так нам рассказала. Верно?
– Конечно. – Я энергично закивала и добавила более осторожно: – Но тогда кто этот Рудольф Зурабович?
– Врач-психиатр и гипнотизер. Он умеет под гипнозом извлекать из подсознания людей то, что они видели или слышали, но не запомнили. То, что называется пассивными воспоминаниями, – объяснила Кристина строгим учительским тоном.
То есть это она думала, что тон у нее учительский. Но мне ли не знать? Всю жизнь среди учителей толклась. И скажу без ложной скромности, что с первого слова могу распознать, хороший учитель или нет. Есть ему что сказать от себя лично, или же просто затвердил учебник и повторяет как попугай.
Так вот, посмотрела я на Кристину под таким углом и кое-что про нее поняла. Конечно, в своем деле она большой специалист, это бесспорно. Все, что касается слежки, охраны, то есть активных действий. А вот дальше…
Так что нечего меня за дуру держать, уж как-нибудь я знаю, что такое гипноз.
Но, с другой стороны, вот в такой ситуации что мне дал мой математический факультет университета? Как сказал бы тот же Войтенко, если ты такая умная, то отчего же ты такая бедная? Так что будем и дальше притворяться недалекой провинциалкой, так оно надежнее.
– Гипнотизер? – переспросила я, войдя в роль.
Конечно, это не пытка, но все же страшновато. Я никогда не подвергалась настоящему гипнозу и относилась к нему с долей недоверия. Правда ведь неприятно, когда посторонний человек влезает в твою голову и копается в твоих мыслях.
Вообще, если честно, то впервые о гипнозе мне рассказал в детстве соседский мальчишка Вовка Снегирев. Он даже пообещал меня загипнотизировать. Усадил в старое кресло, делал перед моим лицом странные пассы и повторял замогильным голосом:
– Гипноз, гипноз…
А когда я уже начала задремывать – не от его пассов, а просто от скуки – он еще раз проговорил:
– Гипноз, гипноз… хвать тебя за нос! – И правда ухватил меня за нос.
Сейчас я вспомнила об этом случае и закрыла лицо руками, чтобы не рассмеяться.
– Я тебя очень прошу! – проговорил Войтенко, прервав мои воспоминания, и в его голосе прозвучало если не страдание, то тревога уж точно. – Это важно… очень важно…
Я поняла, что от моего ответа, может быть, зависит жизнь его дочери, и кивнула:
– Ладно, давайте попробуем…
В глубине души я не верила, что из этого что-нибудь выйдет. Но мне стало жаль этого большого сильного человека. Кажется, для него это была последняя надежда…
– Спасибо! – Войтенко повернулся к Кристине и распорядился: – Пригласи Рудольфа!
Кристина кому-то позвонила, коротко переговорила. Она умела разговаривать по телефону так, что рядом ничего не было слышно. Ценное качество при ее профессии.
После этого Войтенко вышел, а мы с Кристиной остались ждать.
– Хочешь еще кофе? – предложила она.
Я согласилась. Кристина снова кому-то позвонила, и через минуту нам принесли кофе и тарелку бутербродов. Я осознала, что дико проголодалась – должно быть, на нервной почве.
Я дожевывала второй бутерброд, когда дверь открылась и в комнату снова вошел Войтенко в сопровождении еще одного человека. Очень странного человека.
Это был мужчина средних лет, очень маленького роста, с маленькими, как у ребенка, руками и ногами. Зато голова у него была большая, внушительная, словно принадлежащая другому человеку. Это впечатление еще усиливалось оттого, что у него была огромная ухоженная борода и пышная, черная с проседью шевелюра, вызывающая в памяти портрет Карла Маркса.
Тут я ни к селу ни к городу вспомнила про разговорчивого попугая Карлушу, что живет у старой ведьмы Ильиничны, и фыркнула.
Вошедший бросил на меня внимательный взгляд. Глаза у него были яркие и выразительные.
– Нуте-с, что у нас здесь? – проговорил этот бородач, оглядев меня с живейшим интересом.
