– Мы уже уходим! – Это выскочила замотанная худенькая женщина, схватила девчушку и утянула прочь.
– Только Рудольфу Зурабовичу не говорите! – попросила Оля. – А то ее уволят, а она одна ребенка растит…
– Да мне-то что! Я вообще никого не видела!
Да уж, сколько вечеров у мамы в школе провела. То родительское собрание, то педсовет, то перед экзаменами заморочки какие-то, а ребенка маленького одного дома не оставить. Очень эту несчастную медсестру понимаю.
Палата походила на гостиничный номер средней руки. Помещение небольшое, но все необходимое есть – кровать, стол, встроенный шкаф. Было чисто, пахло приятно. Оля показала мне примыкающий к палате санузел, все было чистое и относительно новое. Что ж, не люкс, конечно, но жить можно.
Все здесь было – и зубная щетка, и даже фен. Оля выдала мне еще махровый халат и пижаму в веселеньких зайчиках, а также пушистые тапочки.
Первым делом я влезла в душ и пробыла там довольно долго, после чего почувствовала себя значительно лучше. В комнате ожидала Оля, которая принесла ужин.
Она очень извинялась, потому что остался только гарнир – тарелка риса, политая соевым соусом. Еще был зеленый чай и тост с намазанной странной зеленоватой субстанцией, Оля сказала, что это мусс из авокадо, но я не поверила. Но и на том спасибо!
После ужина я произвела ревизию своих вещей. В наличии были разрядившийся телефон, косметичка, немного наличных и карточка. Потом еще ключи от съемной квартиры, и в кармане пальто я нашла завалявшийся там серебристый жетон. Похожие жетоны носят солдаты, на них выбит номер части и что-то там еще…
Вот как он оказался в кармане моего пальто? Я вспомнила, как мне сунул его заросший до глаз бомж, когда я спросила, как мне выйти из двора старой ведьмы Ильиничны. Он показал, а эту штуку зачем-то сунул мне в карман.
Но я же точно помню, что бросила его в Роминой квартире, как же он в карман-то запрыгнул? Ноги у него выросли, что ли…
На жетоне была выгравирована надпись:
AREPO
Что бы это значило?
Ответа у меня не было, поэтому я решила не тратить зря времени, а лечь спать. Кровать с крахмальными простынями давно уже призывала меня к себе.
Я думала, что после сегодняшнего тяжелого дня засну как убитая, но не тут-то было. Мне было никак не устроиться на непривычной кровати, в комнате было душно, подушка, казалось, была набита камнями, и вдобавок ко всему откуда-то издалека, сквозь стены, до меня доносились звуки музыки. Кто-то играл на пианино… нет, не на пианино, это был какой-то другой инструмент, непривычно, старомодно звучащий…
В памяти всплывали какие-то полузабытые слова – клавесин? Клавикорды? Спинет?
Я спустила ноги с кровати, нашарила домашние туфли, отороченные мехом, взяла со стола свечу в тяжелом серебряном подсвечнике. Держа свечу перед собой, вышла в коридор. По стенам висели старинные портреты, господа в шитых серебром камзолах, в напудренных париках, дамы в открытых платьях… в темноте, в колеблющемся, трепетном свете свечи их глаза сверкали как живые.
Я шла по этому коридору – и звуки клавесина становились все ближе и ближе…
Впереди показалась полузакрытая дверь.
Именно оттуда, из-за этой двери доносилась музыка.
Простая мелодия повторялась раз за разом, обрастая вариациями, расцветая, как розовый куст.
Я толкнула дверь, вошла в просторную комнату, которую освещал единственный канделябр, стоявший на старинном клавесине.
За этим клавесином на резном табурете с золочеными выгнутыми ножками сидела женщина в платье из серебристой парчи, с пышно завитыми, усыпанными пудрой волосами. Это она играла на клавесине, это под ее руками рождалась пышная, волшебная, завораживающая мелодия…
Видимо, услышав скрип двери и мои шаги, женщина прекратила игру, повернулась ко мне. На ее лице заиграла странная, блуждающая, призрачная улыбка.
– Это ты! – проговорила она таким тоном, как будто давно, очень давно ждала меня. – Ты пришла! Я ждала тебя. Я должна тебе сказать…
Голос ее был низким, звучным. Кажется, в опере такой голос называется контральто.
Она замолчала, как будто к чему-то прислушиваясь. Может быть, к своему собственному голосу, к его отзвукам, которые раздавались в дальних углах комнаты, в темных углах, куда не доставал свет свечей.
– Что вы должны сказать? – поторопила я ее.
– Запомни: кожа, дерево, железо, камень и стекло!
– Что? – переспросила я.
– Кожа, дерево, железо, камень и стекло! – снова прозвучал голос – но это было не звучное контральто красивой зрелой женщины, а тонкий детский голосок…
Я вздрогнула и проснулась.
Надо же, оказывается, я спала… ну да, откуда здесь серебряный подсвечник, и коридор с портретами, и дама за клавесином…
Я осознала себя лежащей на обычной кровати, довольно узкой, кстати. Подушка плоская, а я люблю помягче.
В комнате было темно, только сквозь неплотно задернутые занавески проникало немного света то ли от луны, то ли от уличных фонарей.
Ну да, я в клинике Рудольфа Зурабовича, куда он привез меня вчера. Сказал, что дня на три, а что потом? Что со мной будет?
Ладно, об этом подумаю утром, а сейчас нужно поспать, до утра еще далеко.
Я нашарила на тумбочке телефон, чтобы узнать время, но он безнадежно разрядился. И зарядки у меня нет.
Я еще немного поворочалась на кровати и осознала, что теперь уже точно не засну. Было душно и странно, раньше в комнате пахло приятной отдушкой, теперь же запах стал противным и навязчивым до тошноты. У меня застучало в висках и в горле пересохло. Хоть воды выпить…
Но никакой воды я не нашла. Ну да, это же не гостиница, где в номере есть мини-бар. И холодильник…
Вот растяпа, не догадалась спросить у Оли, можно ли пить воду из-под крана. Скорее всего, нельзя.
Духота стала невыносимой, было такое чувство, что в комнате не воздух, а вязкая вонючая субстанция, как в болоте.
Я подошла к окну и увидела, что там нет форточки. Окна были большие, расположены низко, так что подоконников не было, но не было и ручек. Никаких.
Ну, я девушка неглупая и сразу сообразила, что окно открывается не полностью, а вбок. Ну что ж, мне и такой щели хватит.
Но нет, как я ни старалась, не смогла найти никакой ручки. Ни крючка, ни шпингалета. Только наверху была какая-то странная конструкция, не похожая ни на что.
В голове стучало все сильнее, как будто там забивали сваи. Забыла сказать, что я совершенно не переношу духоты. В детстве даже в обмороки падала в школе пару раз. Мне необходим свежий воздух, особенно ночью, из-за этого вечно с Ромой ругались, он орал, что я хочу его смерти через вымораживание.
