– Не надо, – сказал Борис.
– Не надо так не надо… Пока ты возишься с эмиграционными препонами, параллельно пройдешь специальный курс обучения… В Израиле у тебя с деньгами проблем не возникнет – будем подкидывать тебе без всякой отчетности. Причем все по закону. Как тебе такое предложение? Как говорил генерал, четвертая дорожка?
Борис прокрутил в голове бурные эпизоды своей недавней жизни, вспомнил Галю – такую капризную и чуткую, обидчивую и нежную. Симпатичную, в конце концов. И согласился, при этом подумав: «Уж лучше висеть на крючке у наших, чем у американцев. Родина-мать, конечно, не особо заботлива, но встрянет, если сильно прижмет».
Вернувшись в гостиницу, он застал там Павла. Тот сидел на диване и рассматривал какое-то удостоверение в малиновой корочке.
– Вот, – сказал он, – теперь я сотрудник вашей конторы в штатском варианте. Буду учить арабов стрельбе из пушек. Сказали, что если буду хорошо себя вести, то вернут гражданство. А у тебя как?
– Отправят в Союз, из армии уволят. Эмигрирую в Израиль к Гале, – ответил Борис. Подробностей, естественно, он другу не раскрыл.
– Что ж, там не так плохо.
Они помолчали. Потом Борис спросил:
– Кстати, Паша, а куда ты фунты дел? Там тысяч двадцать оставалось.
– Положил в банк в Александрии. Помнишь, я отлучался?.. Переедешь в Израиль – поделюсь.
Звягинцев отошел к окну и распахнул шторы. Время клонилось к вечеру. По тротуару брел ишак, но на проезжую часть не выходил. Хозяина не наблюдалось. «Вот и я так же побреду туда, не знаю куда. А впереди темно», – подумал Борис.
Потом подошел к Павлу и хлопнул его по плечу:
– Живем дальше, брателло!
…Прилетев в Москву, Звягинцев не поспешил в свою часть, чтобы доложить о прибытии. Вместо этого он взял такси и отправился в гостиницу «Украина», благо перед отъездом из Каира ему вручили солидную сумму советских денег. «Командировочные или подъемные?» – недоумевал Борис. Не обращая внимания на табличку «Мест нет», он подал паспорт женщине за стойкой регистрации, предварительно сунув туда банковский билет, и сказал всего одно слово:
– Полулюкс.
Персонал в гостинице был вышколен, умел с одного взгляда оценивать клиентов, поэтому вскоре его рука держала ключ от номера.
Для начала Звягинцев решил выспаться с гарантией того, что его не поднимут посреди ночи или рано утром. Он сходил в душ и забрался в кровать.
Проснувшись и позавтракав в гостиничном буфете, Борис вспомнил историю Стрельцова, отправился на книжный развал и купил ксерокопию «Архипелага ГУЛАГ» Солженицына. «Заделаюсь диссидентом – быстрее в Израиль отправят».
Вернувшись в номер, он прочитал книжку от корки до корки и лишь пожал плечами: «Ничего особенного. Чего вокруг этого ГУЛАГа хороводы водят?» Бориса ничуть не впечатлили страсти лагерной жизни – он в силу своей профессии всякого похлеще повидал. И учили его представители Смерша – сталинские кадры, прошедшие войну. Он не мог себе представить, чтобы эти серьезные, ответственные мужики могли кого-то арестовывать просто так, ни за что.
Следующие два дня Звягинцев повышал свой культурный уровень: ходил в кино, посещал музеи, даже умудрился просочиться в Большой театр, купив билет у спекулянта.
А на третий день утром зазвонил телефон. Борис взял трубку и услышал голос командира части.
– Это Звягинцев?
– Так точно, – по-уставному ответил Звягинцев, при этом подумав: «Ведь как-то меня умудрились найти?»
– Капитан Звягинцев, – продолжили в трубке, – вам необходимо срочно явиться в часть.
– А разве меня еще не уволили? – невинным голосом поинтересовался Борис.
– Приказ об увольнении у меня на столе. Вам необходимо расписаться.
– Заскочу завтра. А может быть, послезавтра. В общем, на днях.
Борис положил трубку и выдернул телефонный шнур из розетки. Его снова обуяло злое веселье. Ему нравилось чувствовать себя провидцем, умеющим с большой степенью вероятности предугадывать грядущее.
Рассчитавшись с армией, он переселился в родительскую квартиру. Узнав о намерениях сына эмигрировать в Израиль, отец сначала запротестовал, а услышав, что Борис ну никак не хочет работать физруком в школе, смирился. Мать и вовсе радовалась – не потому, что она еврейка, а потому, что наконец-то ее взрослый ребенок нашел себе невесту по вкусу и, дай бог, наконец-то женится.
Он подал заявление на эмиграцию. Через неделю его приняли. Чиновник, привыкший отказывать просителям, оценил биографические данные Бориса.
– Национальность по матери определяется в Израиле, а у нас, в Советском Союзе, – по отцу. Вам отказано, вы свободны.
– Где я могу оспорить ваше решение?
– Где хотите, там и оспаривайте.
– Тогда до завтра, – с улыбкой сказал Борис и помахал рукой на прощание.
От такой наглости у чиновника очки сползи на кончик носа. Борису нравилось измываться над начальниками всех видов, когда они уже не были начальниками, но еще об этом не догладывались.
Выйдя на улицу, Звягинцев из первого же попавшегося телефона-автомата позвонил по номеру, данному ему для решения проблем.
На следующий день Борис без приглашения зашел в кабинет того же чиновника и прямо с порога ему выдал:
– Давайте подписывайте бумаги, быстро!
Чиновник, не поднимая глаз на Бориса, протянул ему пачку документов. Борис вновь помахал рукой и покинул кабинет.
По заручке Павла Звягинцев связался с дядей Мишей, и тот свел его с представителем службы «Натив». Импозантный мужчина, просмотрев бумаги Бориса, сказал, что со стороны Израиля никаких препятствий не будет.
Жизнь двигалась по намеченному кем-то маршруту, и Звягинцева вполне устраивало, что самому ему не нужно принимать никаких принципиальных решений. Пока не нужно…
Эпилог
Двое хорошо одетых молодых мужчин, раздвинув очередь, протолкнулись к дверям кафе-мороженого.
– Мы к Кеше, – сообщил один из них приоткрывшему дверь швейцару.
– У них заказано! – крикнул швейцар очереди и впустил посетителей.
Павел и Борис заняли свободный столик и уставились друг на друга.
– Я через два дня убываю в Израиль, – прервал молчание Борис. – Галя уже ждет. А ты как? Давно не виделись.
– А я теперь офицер Советской армии, капитан, командую артиллерийским дивизионом. Мне вернули советское гражданство и дали при этом такие благие рекомендации… – Павел затряс головой и закатил глаза. – Работал инструктором по артиллерийскому делу, участвовал в реальных боевых операциях – меня в момент приняли на службу. Ну, не в НИИ же прозябать, тем более когда меня там лишили комсомольского билета. А в части к этому равнодушно отнеслись, только замполит намекнул, что не мешало бы мне восстановиться в Союзе молодежи, а то потом будут проблемы со вступлением в партию… У тебя есть что-нибудь пишущее?
