А вот второе по значимости предвыборное обещание Дуайт Эйзенхауэр, как ни старался, выполнить не мог. Перемирие между двумя Кореями по сути ничего США не принесло. Победителей в войне не оказалось, боевые действия как начались на тридцать восьмой параллели, так на ней и закончились. Для Америки это означало усиление «холодной войны», а это, в свою очередь, заставило действующего президента продолжить гонку вооружений.
Всему виной страх, обычный человеческий страх. Нельзя допустить, чтобы противник превзошел тебя в вооружении, по численности войск, военной техники и авиации. Это просто недопустимо, если ты болеешь за свой народ! Период, когда американцы могли смело заявлять, что ни один правитель в здравом уме не станет посягать на интересы США, так как в их руках мощнейшее на всей планете оружие максимальной разрушительной силы, продлился совсем недолго. Уже в августе 1949 года Советский Союз провел испытания своей первой атомной бомбы. Успешные испытания.
И Америка перестала быть единственной ядерной державой. Но сдаваться никто не собирался. Ученые продолжали свою работу, и в ноябре 1952 года получили и испытали первый в мире термоядерный заряд. И что же? К августу 1953 года в СССР была готова водородная бомба. Не заряд, а полноценная бомба, испытания которой прошли так же успешно.
Америка подготовила новый реванш: испытания двухступенчатого заряда на атолле Бикини Маршалловых островов. Энерговыделение при взрыве достигло пятнадцати мегатонн – самое мощное из всех ядерных испытаний. Прошло оно не совсем так, как планировали специалисты, но дало правильное направление на пути к успеху. Теперь у США была возможность разработать миниатюрные водородные бомбы, которые можно будет перемещать на специальных самолетах-бомбардировщиках куда угодно.
Тут бы и успокоиться, но… Главы разведывательного управления получили секретную информацию, что СССР в качестве ответа на американские испытания «Касл Браво» готовит очередной сюрприз. По данным разведки, Советский Союз вел разработку двухступенчатого заряда, только испытание он планировал провести не как проверку отдельного заряда, а как взрыв полноценной бомбы. Получалось, что у Союза в вопросах ядерного вооружения снова появлялось преимущество. По данным ЦРУ, к концу 1951 года СССР владел почти тридцатью водородными бомбами, готовыми к применению. В совокупности со стратегическими бомбардировщиками, имеющими возможность совершать межконтинентальные перелеты, количество которых в СССР росло с каждым годом, это означало, что коммунистические власти могли с легкостью стереть с лица земли половину Америки.
Вот почему свое обещание направить средства, высвободившиеся благодаря прекращению боевых действий, в Фонд реконструкции и развития Эйзенхауэр выполнить никак не мог. Он должен был продолжать участвовать в гонке вооружений, так как считал, что тем самым укрепляет безопасность Америки.
Последствия испытаний на атолле Бикини оказались для Штатов неблагоприятными в плане общественного мнения. Мощность взрыва в два с половиной раза превысила расчетную. Радиационный фон от взрыва привел к человеческим жертвам.
Так, на необитаемом краю атолла Ронгелап, расположенного почти в двухстах километрах от Бикини, радиационный фон достиг 1000 рентген в час. И это при 600 рентгенах смертельных для человека! На южном, обитаемом, краю он достиг 300 рентген в час, отчего лучевой болезнью заболели шестьдесят четыре жителя. Радиоактивная пыль из облака осыпала японское рыболовное судно «Фукурю-Мару», находившееся в ста семидесяти километрах от взрыва, и привело к сильному облучению команды.
Эти инциденты повернули общественное мнение против испытаний ядерного оружия. Антиядерные демонстрации прошли по всему миру, заставив представителей власти по-новому взглянуть на последствия ядерных взрывов. Все чаще стали звучать призывы к разоружению и прекращению любых ядерных испытаний. Но на это Эйзенхауэр пойти никак не мог! Он должен был наращивать мощь страны, должен был сохранить превосходство США по количеству ядерного оружия. Он понимал, что новые бомбы – это новые затраты и рост напряженности. Но что можно было с этим поделать?
Несмотря на явный тупик, в котором он оказался, Дуайт продолжал искать выход, и вот в начале 1955 года ему показалось, что он его нашел. Свободное небо! Что, если США и СССР откроют друг другу воздушное пространство, позволят использовать свои аэродромы для разведывательных полетов? Почему нет? В себе Эйзенхауэр уверен: американская мораль и открытый характер не допускают мысли о проведении секретной мобилизации. Америка ничего не потеряет, дав Союзу возможность совершать полеты над своей территорией. Зато, получив такое право, приобретут они много. Будь у США возможность летать над Союзом, новый, на этот раз ядерный, Перл-Харбор они не допустят. У Советского Союза просто не останется такой возможности, так как не останется возможности скрыть увеличение военной мощи и своей активности.
Чем больше Эйзенхауэр думал над этой идеей, тем больше она ему нравилась. Идеальный выход из тупика. А как звучит! Принцип «открытого неба»… Чудесная мысль! Однозначно, чудесная. Можно сказать, революционная! По его распоряжению над Союзом был проведен уже не один разведывательный полет. Но одно дело – действовать тайно, и совсем другое – имея официальное разрешение.
От тайных полетов результатов американское правительство не получило, так как вторгаться в воздушное пространство слишком далеко означало нарываться на еще больший конфликт. Но останавливаться Эйзенхауэр не собирался. Совсем скоро он получит в свое распоряжение самолет-разведчик, недосягаемый для средств противовоздушной обороны, а в совокупности с новейшими достижениями в области фотоаппаратуры, согласится Советский Союз на предложение «открытого неба» или даст отказ, уже не будет иметь столь принципиального значения. Для себя Эйзенхауэр решил твердо – он непременно получит возможность фотографировать территорию СССР.
И все же получить согласие было бы куда удобнее и выгоднее. Эйзенхауэр видел своей главной целью снижение напряжения между СССР и США, а практика секретных полетов могла усугубить и без того серьезную ситуацию. Принцип «открытого неба» все изменит, все расставит на свои места и позволит ему как президенту перейти к более приятным обязанностям. Об этом он мечтал, пока готовился к саммиту в Женеве. Об этом он вспомнил в первую очередь, когда оказался в денверском госпитале.
Короткий стук в дверь вывел Дуайта из состояния задумчивости. Он повернул голову и негромко произнес:
– Входите.
– Добрый вечер, господин президент, – в дверь заглянул доктор Снайдер. – Не заняты?
– Не занят? Смешной вопрос. – Эйзенхауэр невесело улыбнулся. – Все, чем мне остается заниматься – это копаться в прошлом, выискивая совершенные ошибки.
– Занятие не из приятных. – Доктор Снайдер сочувственно покачал головой. – Вам бы следовало вспоминать что-то более приятное. Для здоровья полезнее.
– Возможно, вы и правы, доктор. Надо было взять пример с Мейми. Наверняка ее мысли сейчас намного позитивнее моих.
– А чем занята ваша супруга? – вежливо поинтересовался доктор Снайдер.
