– Пишет ответы всем тем, кто изъявил желание выразить свою поддержку президенту. – Дуайт снова улыбнулся, но улыбка не получилась. Было видно, что мысли его далеко.
– Пришел господин Даллес, – сообщил доктор Снайдер, приступая к осмотру.
– Почему же он не вошел? – удивился Эйзенхауэр.
– Потому что здесь, в госпитале, не вы главный. – Снайдер едва заметно улыбнулся. – Для начала мы вас осмотрим, решим, выдержит ли ваше сердце очередную нагрузку, и только после этого станет ясно, состоится ваша встреча с господином Даллесом или же ему придется уйти.
– То есть как уйти? Раз Джон пришел, значит, решение каких-то вопросов отложить нельзя. Не вздумайте его выгонять!
Возмущение Эйзенхауэра было не совсем искренним. На самом деле Дуайт был бы не против, если бы доктор Снайдер нашел причину отложить встречу с Даллесом хотя бы на несколько дней. Джон Фостер Даллес вот уже два года занимал пост госсекретаря при президенте, а Эйзенхауэр все никак не мог определить своего отношения к нему.
Семья Даллеса играла существенную роль в политической истории США. Дед Даллеса служил государственным секретарем при президенте Гаррисоне, дядя – госсекретарем при президенте Вильсоне. Видимо, поэтому и Джон Фостер Даллес решил выбрать для себя карьеру политика и дипломата. Отучившись в Принстонском университете и окончив юридический факультет Университета Джорджа Вашингтона, он поступил на службу в юридическую компанию специалистом по международному праву, где оттачивал мастерство политика и дипломата.
Особых нареканий на работу Даллеса Эйзенхауэр не имел, он по праву считался искусным политиком и дипломатом. В 1942 году Даллес стал председателем Комиссии в защиту справедливого и прочного мира, разработал манифест «Шесть столпов мира», в 1945 году участвовал в конференции в Сан-Франциско и в составлении устава Организации Объединенных Наций, после чего на протяжении трех лет был там бессменным делегатом от США. Помогал в разработке плана, предусматривающего послевоенную помощь Европе. Одним словом, твердо шел к намеченной цели.
В начале 1950-х его карьера перешла на новый уровень: занимая должность помощника госсекретаря, он вошел в число политиков, формирующих внешнеполитическую арену США. Поэтому перед Эйзенхауэром, когда в 1953-м он одержал победу на выборах, не возникло вопроса, кого поставить на должность госсекретаря.
Но в последнее время с Даллесом стало тяжело. Дело в том, что Даллес был ярым противником коммунизма, коммунистического блока и идеологом борьбы с СССР. Его одержимость антикоммунистическими настроениями порой казалась сродни болезни, особенно резко проблема обострилась за последний год. Даллес буквально бредил сохранением влияния США на Западную Германию. «Нельзя допустить распространения коммунистического влияния в Европе, и в этом нам поможет возрожденная Германия» – такими речами Даллес наполнил все свои публичные и полупубличные выступления.
По большей части благодаря параноидальной зацикленности Даллеса на борьбе против коммунистов и искоренении коммунистического влияния Дуайт Эйзенхауэр так активно продвигал доктрину «массированного возмездия», или, другими словами, неизбежную войну между СССР и США. Военно-стратегическая «теория домино», которая предостерегала другие страны, говоря, что не стоит забывать, кто есть кто, если только нет желания потягаться с Америкой военными и политическими силами.
Все эти доктрины исходили от Даллеса, получали поддержку Эйзенхауэра и безоговорочно принимались правительством. Вплоть до Женевской конференции. Конечно, Дуайт Эйзенхауэр понимал, что позиция, занятая им и Даллесом, держит советско-американские отношения в напряжении, можно сказать, они балансируют на грани войны, но сейчас он начал понимать, что их позиция, мягко говоря, потеряла актуальность. В новых реалиях следовало искать новые подходы. Изолировать Советский Союз становилось все более невыгодно, а бросать открытый вызов – просто глупо. Пришло время найти возможность взаимососуществования. Этим Эйзенхауэр и собирался заняться в Женеве.
Но если Эйзенхауэр придерживался мнения, что отношения с Союзом все же нужно укреплять, то госсекретарь Даллес был категорически против этого. Более того, он считал недопустимым даже нейтралитет по отношению к советской коммунистической идеологии и ее пагубного влияния на мир. Мнение, которое не совпадает с мнением Соединенных Штатов, – ошибочное мнение, которое требуется искоренить, – такова была позиция Даллеса. Позиция, которую президент Дуайт Эйзенхауэр не желал обсуждать, лежа на больничной койке, тем более после провала в Женеве.
Тем временем доктор Снайдер закончил осмотр, остался доволен состоянием пациента и заявил:
– Думаю, десять-пятнадцать минут вы можете уделить государственным делам, но не более того. Попросить господина Даллеса войти?
– Конечно, доктор Снайдер, зовите. – Президент вздохнул с сожалением и приготовился к массированной словесной атаке.
– Господин президент, доброго вам здоровья, – ввалившись в палату, наигранно произнес Даллес. – Говорят, сегодня вам лучше?
– Добрый вечер, Джон, – поздоровался президент. – Да, сегодня гораздо лучше.
– Я говорил с врачами. Меня заверили, что инфаркт не был обширным. Нам повезло.
– Наверное. – Дуайт не стал уточнять, кому и в чем повезло, уверенный в том, что Даллес даст пояснения сам. Он не ошибся. Выдержав незначительную паузу, Даллес перешел к обсуждению вопроса, ради которого пришел.
– Состояние вашего здоровья вызвало серьезные опасения в государственном аппарате, – начал Даллес. – Инфаркт – вещь серьезная, от такого рукой не отмахнешься.
– Даже президенты имеют право болеть, Джон, – мягко произнес Эйзенхауэр. – Не думаю, что вам стоило приезжать. Пару недель, и я снова буду в строю.
– Рад слышать, что настрой у вас самый оптимистичный, но повторюсь: инфаркт не ушная инфекция, от него просто так не отмахнешься. И потом, две недели – большой срок для президентских забот. Кто-то должен возглавить аппарат до вашего возвращения.
– Разве у нас нет готового решения этого вопроса? – притворно удивился Эйзенхауэр.
– Вы имеете в виду вице-премьера? – Даллес едва заметно скривился.
– Его право взять на себя заботы о государственных вопросах закреплено в Конституции, разве нет? – напомнил Эйзенхауэр. – Ранее я давал распоряжение относительно созыва кабинета и Совета национальной безопасности. Они должны проходить по утвержденному графику, несмотря ни на какие осложнения, в том числе невзирая на мою болезнь.
– Хотите, чтобы Никсон провел заседание кабинета министров? А через год занял ваше место в президентском кресле? – Даллес решил говорить открытым текстом. – Стоит вам сейчас ослабить свое влияние и дать возможность Ричарду Никсону проявить себя слишком явно, и победы в президентских выборах 1956 года вам не видать.
– Кто сказал, что я буду выдвигать свою кандидатуру? – Эйзенхауэр удивленно приподнял брови. – Этот вопрос еще даже не обсуждался.
