Нас сопровождают шестеро вооруженных мужчин, которые фиксируют чуть ли не каждый наш шаг. Черная одежда: тюрбаны, широкие шаровары и рубахи с длинными рукавами.
Мы идем по узкому коридору, и выходим в небольшой холл. Проходим по периметру и мужчина, что пришел за нами выдает очередную угрозу:
– هنا (Сюда! – араб.)
Он приоткрывает тонкие занавески над арочным входом. Девушки покорно заходят, и я вместе с ними. Что ж, первый раз в жизни мне приходиться смотреть, как действуют другие, и повторять точь-в-точь.
Мой рот открывается от изумления. Здесь купальня квадратного размера, усыпанная лепестками роз. Первое, что сразу бросается в глаза – окна. Они закрыты мелкой узорчатой решеткой, а за ней плотный материал, очень похожий на тот, из чего делают римские шторы. Вариант для побега отрицательный.
Наш похититель отдает снова приказы на арабском и девушки загнанно оглядывают его невысокую фигуру. Я замечаю, что вооруженные амбалы выстраиваются в ряд за тонкой занавеской. Сбежать не получится. Нас охраняют лучше президента Америки.
То, что дальше происходит, повергает меня в шок. Мужчина выходит, и ставит плотную ширму на дверь. Девушки начинают раздеваться полностью и заходить в купальню. В мою сторону летят вопросительные взгляды, но я повторяю то же самое, опасливо оборачиваясь на входную дверь. Надеюсь, к нам сюда не приведут одного из арабских шейхов для выбора «товара» лицом.
Моя тревога напрасна. Девушки достаточно спокойно плещутт воду на голое тело и даже улыбаются друг другу. Женская нагота меня вводит в ступор, а потом вызывает смущение. Мне тут же вспоминается Далия и ее интимные ласки. Я стараюсь не смотреть на девушек, и сама испытываю неловкость от того, что четыре пары глаз с заинтересованностью оглядывают мое тело. Похоже, эпиляция в зоне бикини для них в новинку, и от этого я еще больше чувствую свою особенность и отличие.
Через полчаса нашего омовения, как сказала бы Далия, я одеваюсь обратно и покорно жду вместе с остальными. Хорошо, что нам дали отдельные полотенца, чтобы вытереться. И если честно, то заходить в общую купель с другими мне было весьма брезгливо. Кто эти девушки? Девственницы они или их привезли из местного борделя?
Мне немного завидно то, что они хотя бы имеют возможность поговорить друг с другом, а я словно белая ворона.
После водных процедур нас снова ведут по коридору, и вновь паника наступает черной тенью.
Теперь арабский интерьер на меня давит железобетонной плитой. Вся загадочность, витиеватость узоров ставит штамп на моей судьбе. Кто знает, возможно, это последнее, что мне суждено увидеть, будучи свободной?
***
Приводят нас в комнатку, небольшую по площади и очень похожую на купальню. Здесь стоит низкий угловой диван, обитый фиолетовой материей с золотыми узорами. Из мебели больше ничего нет, но еще есть вешалка с одеждой на колесиках. Такая же, какие используют стилисты при показе мод. На ней висят платья. По количеству понимаю, что это как раз для нас.
Мужчина-проводник зычным голосом отдает новые приказы. Девушки не поднимают глаз на сурового сопровождающего, и только кивают.
Что ж, снова другое задание. Я наблюдаю, как каждая из них берет платье и одевается. На душе становится вновь жутко, и возмущение от того, что нам пришлось мыться всем вместе, уходит на второй план. Похоже, всех готовят для показа, только рассматривать «покупатели» будут вовсе не одежду.
Я подхожу последней к вешалке, и беру оставшееся белое платье в пол. Хотя арабские платья сложно назвать именно этим словом. Скорее всего, это туника, расшитая по горловине замысловатыми арабскими символами и знаками. Чуть приталенная, и книзу расклешенная. Цвет, как в издевку, означает мой полный провал.
Через двадцать минут мрачный сопровождающий заходит и осматривает нас недовольным взглядом. Он подзывает рукой одну из невольниц и кивает. Та покорно идет за ним.
Они уходят и… через полчаса он приходит и уводит еще одну девушку. Прежняя так и не вернулась обратно. Я хожу из угла в угол, и воображение рисует мне такие картины, что становиться дурно. В неведении, без знания языка, в стране, где царит полное беззаконие для женщин, мои ощущения обостряются до максимума.
Приходит и моя очередь. Он хватает меня за локоть и тащит на выход. Не сопротивляюсь. Есть ли шанс убежать?
Похоже, нет.
Мужчина-похититель идет впереди меня, будто указывая дорогу, а я окруженная двумя амбалами в черных одеяниях, еле поспеваю за ним. До меня доносится гул. А когда мы заходим в небольшой коридор, я отчетливо слышу голос мужчины. Он говорит на арабском и очень громко, будто выступает перед публикой. Интонация кажется странной. В его тоне слышится артистичность. Чуть тише, чуть громче, он читает стихи или рассказывает забавный анекдот? Фоном словам улавливаю чужие грубые голоса, они тоже мужские.
Куда меня привели, и почему теперь сопровождающий ни на шаг вместе с этими церберами не отходит?!
Паника накрывает неожиданно. Холод прожигает внутренности, а сердце становиться комом в горле.
Бежать! Сейчас бежать!
Я смотрю на своих «секьюрити» и вижу, что они расслаблены. Во мне бушует ураган. Срочно нужно на свежий воздух, а иначе… Я ощущаю, как в легких от ужаса заканчивается кислород, и бросаюсь прочь, туда, откуда мы пришли.
Но не успеваю пробежать и пару ярдов, как цепкая хватка ловит меня за платье и тянет на себя.
– Отпустите, мне плохо, отпустите!!! – ору не своим голосом, и понимаю, что еще чуть-чуть и потеряю сознание от бешеного адреналина.
Двое головорезов разом пригвождают меня к стене, и похититель яростно выплевывает фразы на своем языке. Он мечется по комнате, что-то ищет, а когда в руках у него появляется шприц с неизвестным внутри раствором, мои ноги становятся ватными.
«Это конец» – финалит в голове, и я чувствую, как слезы жгут слизистую глаз.
– Прошу, не надо, не надо, – шепчу и наблюдаю, как под воздействием крепких мужских ручищ, в кожу врезается острая игла и в вену перетекает неизвестное вещество.
Они отпускают меня, и я покорно сползаю по стене вниз. Голова начинает кружиться, а звуки, растекаясь по периметру, делаются глуше. Через пару минут охрана подхватывает меня и толкает в арочный проем, закрытый плотными занавесками. Но мое состояние больше начинает напоминать наркоз. Я слышу, вижу, что происходит, но язык словно прилипает к небу, а тело немеет от перенасыщения ядовитым уколом.
Я делаю безвольный шаг и замираю. Передо мной мужчина в костюме. Волосы приглажены гелем, и от этого он похож на английского денди. Незнакомец стоит за трибуной один в один как в зале суда или… на аукционах. Меня подталкивают в спину, и я делаю еще пару шагов. Чуть поворачиваю голову, и в глаза бьют лучи от софитов, которые светят исключительно только на мою фигуру.
«Глянцевый» незнакомец начинает снова задорно тараторить на арабском, а я, приглядываясь сквозь яркий свет, вижу публику, для которой меня расхваливают. Это тоже мужчины, но в разных одеяниях. Кто-то в деловом костюме, а кто-то в стандартной мужской мусульманской одежде.
