Может, Багир передумал?
С тоской мне вспоминается взгляд Саида. Полный нежности и любви, и мои чувства взаимны.
Вот и выход из сложившейся ситуации. Я должна себя заставить лечь в постель с Багиром, чтобы выжить и спасти жизнь своему любимому. А потом…
Я делаю несмелый шаг, и в пространстве комнаты тут же теряюсь. Свет, кажется, стал еще более тусклым, и откровенно интимным. Сердце подпрыгивает в груди и колотится так, словно сейчас решается моя судьба. В теплом сумраке белый высокий силуэт Багира в кандуре. Он медленно приближался ко мне, а я, чувствуя, как озноб пробирает тело противными мурашками, мечтаю ринуться обратно в ванную комнату. Протягивает огромную ладонь, приглашая подать ему руку.
Тепло кожи еще больше разжигает во мне лихорадку и панику.
– Ханна, ты боишься? – задает он вопрос на очень ломаном английском.
В ответ только киваю как забитый зверек.
– Я не хочу… – тихонько шепчу ему, но понимаю, что мои отговорки бесполезны.
– Ничего не будет, если не хочешь, – отвечает глухим басом он, но его горящий взгляд изучает каждую черточку на моем лице.
– Ты учил английский? – спрашиваю я, и усмехаюсь.
Рокочущий низкий мужской голос, который я слышала только в гневе, либо в приказном тоне сейчас неожиданно тих и миролюбив. Это было настолько необычно, что я усмехнулась от его произношения на чужом для него языке.
– Да, немного, – отвечает он, и усаживает меня на кресло. – Чтобы хоть как-то общаться тебе…
– С тобой, – чуть улыбаюсь, и поправляю его.
Багир куда-то уходит, но появляется через минуту с небольшой ванночкой для ног. Внутри вода и лепестки роз. Запах сандала и тонкий аромат цветочной сладости кружат голову. Он ставит ее около меня, и просит опустить в воду ноги. Я удивленно смотрю на него, но подчиняюсь странной просьбе.
А что происходит дальше, вовсе приводит в растерянность.
Багир касается моих ступней, омывает кожу розовой водой. Вижу как узоры из хны начинают тускнеть и смываться.
– Есть обычай, – произносит он – В брачную ночь не нужно сразу заниматься сексом. Твои ноги и руки специально разрисовывали хной. Говорят, что новые муж и жена могут до рассвета разгадывать таинственные узоры, чтобы стать ближе духовно, а не физически.
Я завороженно смотрю на его уверенные движения, на каждое прикосновение. Чувство странное, но вовсе не вызывающее омерзение или нежелание. Больше похожее на любопытство, и боязнь, что Багир будет меня насиловать, отступает.
Но внезапно дыхание прерывается, а я, вцепившись в мягкую обивку кресла становлюсь будто натянутая тетива. Тело каменеет и напрягается в струну.
Неожиданный поцелуй Багира горит на моей коленке огненной отметиной. Он спускается вниз к стопе, осыпая нежными поцелуями кожу. Я не в силах противостоять вспыхнувшей искре горячего желания, но резко обрываю сама себя.
Нет! Это не Саид, и я не могу даже представить себе рядом того мужчину, что решил присвоить меня как вещь за десять миллионов евро.
Я смотрю на смуглую кожу, просвечивающуюся сквозь белоснежную ткань робы, на его черные как смоль волосы. Багир поднимает на меня взгляд, и я теряюсь. Пугливо отворачиваюсь, чтобы только не смотреть ему в лицо. Мне становиться стыдно, и кажется, что он догадался о моем мгновенном возбуждении.
– Ханна, ты великолепна, – произносит он, а моя душа снова сжимается в комок, протестуя и отвергая его ухаживания.
– Я не могу… – еле слышно шепчу в ответ, не глядя на Багира.
– Я не заставляю, Ханна, – говорит он, и, промокнув мои ноги полотенцем, подхватывает меня на руки.
Невольно чуть касаюсь его груди, и под пальцами стальные мускулы возвращают мое опасное чувство страсти. Жар кожи, легкий запах мускуса и его ровное, ничем не потревоженное дыхание действуют как мощные афродизиаки.
Мы ложимся на огромную постель, но Багир, заботливо укрыв меня тонким одеялом, почти сразу засыпает. Я ворочаюсь и долго не могу уснуть, отгоняя невыносимое желания дотронуться до его черной щетины на щеке, пройтись пальцами по коже, ощущая пульсацию вен. Из-под одного рукава кандуры чернеет угрожающая татуировка в виде скорпиона. Я вспоминаю: Саид говорил о том, что мусульманам запрещено делать татуировки, это харам. Запрет на разукрашивание тела. Женщинам можно украшать руки и ноги хной, но это традиция, существующая из века в век. Во мне снова просыпается оптимизм, который я стараюсь погасить со дня знакомства с Саидом.
Может ли оказаться так, что Багир «современнее» Саида, и, сможет понять мою настоящую историю, как я сюда попала, и какой путь мне пришлось пройти?
Сможет ли он отпустить меня, если получит личное мужское удовлетворение?
Глава 9
Мои замужние дни начались однообразно и скучно.
Если я тогда удивлялась Элинаре, ее терпению и прилежанию вышивать изо дня в день, то теперь сама понимала, что ничем не отличаюсь.
Я просыпалась одна в своей роскошной спальне, завтракала и выходила в огромную оранжерею-сад погулять. Кстати сказать, спала я всегда в одиночестве, потому что странный, но лично для меня, замечательный закон облегчал существование. Муж и жена в арабской семье спокойно могут спать в разных спальнях и при этом оставаться близки. Для выполнения супружеского долга жене достаточно сказать мужу.
Но день ото дня я чувствовала вину, и видела, что взгляд Багира становится всё более вожделеющим. Это можно сравнить с цунами. Волна гигантских размеров надвигается темно-синей бурей, а ты стоишь и смотришь, понимая, что выхода у тебя нет. Это рано или чуть позже обязательно случится.
Меня спасла командировка Багира. Его не было две недели, и я облегченно выдыхала перед тем, как ложиться спать. Правда, пока он отсутствовал мне запрещалось даже ездить по магазинам.
Мой шопинг выглядел тоже не менее комично и напыщенно. Меня сопровождали шесть служанок, которые окружали мою персону, а нас, девушек, уже сопровождали церберы Багира. Восемь вооруженных амбалов в черных тюрбанах, широких шароварах и плотных коротких кандурах. Я, пару раз прогулявшись со свитой в количестве четырнадцати человек, больше никуда не хотела ехать. Всеобщее внимание к моей персоне смущало и заставляло чувствовать себя неловко. Туристы, девушки и даже некоторые мужчины смотрели с придыханием и восторгом. Я как публичная личность, будто шла полуголой в откровенном наряде по подиуму, хотя, на самом деле, на мне был черный как ночь никаб, который имел только прорезь для глаз, закрытую темным кружевом. Никто не видел даже миллиметра моей кожи, а мне казалось, вовсе наоборот.
Мое пребывание в арабской стране длилось уже около полугода, и все это время пролетело очень быстро. Теперь, когда я стала свободна, но в то же время под пристальной охраной, душевные переживания свелись к нулю. Я принимала все, что происходит, жила той жизнью, какой никогда не хотела. У меня есть все, но нет любви. Нет того, кто бы по утрам был со мной, будил ласковым поцелуем и обещал, что больше никогда не отдаст.
