– Не твоё дело, Теодор, – одёрнул его Пьерсон. – Лучше давай отворяй клетку. Надеюсь, исправные найдутся?
– А как же, ярл Бездушный,– страж тюрьмы подошёл ближе и уставился на меня глазами, затянутыми бельмами. – Какая надобна: чистая или с костями?
– Чистая, – помедлил с ответом Пьерсон, чем заставил меня пережить пару неприятных мгновений. – Смотри, головой отвечаешь!
– Да хоть левой пяткой души неупокоенного Ульрика! Идите за мной!
Закусив губу и стараясь ступать так, чтобы не вляпаться в нечистоты, которыми, как несложно было догадаться, залит земляной пол, я позволила отвести себя к месту заточения.
– Вы так и не ответите? – выдохнула, когда мы остановились.
Папаша Тео, повесив связку на крюк, вбитый в стену рядом с очередной клеткой, провёл рукой по замковому затвору, и тот с лёгким скрипом отворился.
– Оставьте нас пока, – коротко приказал Пьерсон своим людям, и через миг те растворились в темноте. Безликий, взмахнув рукой, поставил защитный барьер от прослушивания, и уселся на единственную деревянную скамью, служившую, судя по всему, и узким ложем. – Я не боюсь наказания, Виртанен. Даже если я ошибся в вас, что сомнительно, меня ждёт трёпка за чрезмерное рвение. Но это не будет мне дорого стоить.
– Так и знала, что вы действуете по собственному почину! – улыбнулась я и отошла в дальний угол, прислонившись к прутьям, оказавшимся весьма тёплыми, словно нагретыми солнцем. Это прекрасная новость! Значит, не Рагнар отдал приказ, и распорядители отбора поднимут тревогу. Альма уже, наверное, известила Оскара об обстоятельствах моего исчезновения.
– Конечно, вас будут искать. Но это дело небыстрое. А я тем временем выбью из вас признание. Виртанен объявят Алой розой, а там и настоящая, если она вообще существует, проявится, – безопасник рассуждал с полным безразличием в голосе, словно речь шла не о человеческой судьбе, а о шахматной партии.
– Я невиновна, и вас накажут, – жалкие слова потонули в вязкой тишине казематов. Не было никакой уверенности в том, что когда меня найдут, я всё ещё буду в полном рассудке.
– Когда вы выйдете, накажут, – спокойно ответил противник. Я кожей ощущала хитрую усмешку Пьерсона. – И отрицать не буду: перегнул палку, пёкся о безопасности его величества. Так я же вреда вам не нанёс, а посидеть в тишине да подумать, кому это повредило?! Вот если бы я недоглядел и пропустил изменницу, то и спрос был бы иной. Спокойной ночи, Виртанен! Утром я навещу вас, может, даже освобожу.
Пьерсон встал и отряхнул невидимую грязь с рукава.
– Утром? – облизнула я пересохшие губы. Провести здесь ночь было горше смерти. И страшнее.
– А вы хотели бы сейчас? – неожиданно безопасник подошёл так близко, что я чувствовала на щеке его дыхание. Отодвинуться было некуда, холодные пальцы прикоснулись к моему лбу и провели по волосам.
– А ведь это возможно…
Рука безопасника скользнула по моей шее, большой палец задержался в ямке между ключиц.
– Достаточно принести клятву верности и стать моими глазами и ушами. Отбор скоро закончится, и вам потребуются покровители при дворе, – Пьерсон коснулся губами моего уха, и легонько сдавил шею так, чтобы я не вырвалась. – Королевы долго не живут, моя дорогая. Всегда помните об этом.
– Идите прочь! – прошептала я, задыхаясь.
Молча отстранившись, Пьерсон уже через миг растворился в окружающей тьме. Лязг затвора – и снова тишина, давящая на уши своей неестественностью.
– Эй! – голос стража заставил меня вздрогнуть и отодвинуться в дальний угол. – Ты там жива?
– Да. Что вам угодно? – я молила только об одном: чтобы папаша Тео не вздумал заходить внутрь. В таком случае можно использовать морок и постараться сбежать.
– Дык, поговорить! А ты на что надеялась? Твои прелести мне давно неинтересны.
Мой план побега рухнул, как и последняя надежда.
– Хотите спросить, за что мне такое? С чего бы мне вам рассказывать? – дрогнувшим голосом сказала я.
– Да без разницы, за что! – грустно ответил страж, так и оставшийся невидимым. – Здесь никто надолго не задерживается. Не упокоены души тока. Ты ведь тоже их слышишь?
– Значит, кроме нас, здесь никого живого?
Я опустилась на голую скамью и прижалась лбом к прутьям.
– Кроме тебя. Я не живой и не мёртвый, – прошелестел ответ. – А за тобой уже идут. Жаль…
– Кто? – вскочила я надежда ярком светом озарила скудное жилище. В углу стояло ведро для отправления естественных надобностей. Я надеялась, что мне не придётся им воспользоваться.
– Двое, – с сожалением вздохнул страж, и я увидела его полуистлевшую руку, ухватившуюся за прутья клетки. – Мягкая поступь, еле слышная, и другая. Твёрдая, гневливая. Жаль…
Стало так душно, что пересохло в горле. Но просить странного стража, вероятно, драугра – хранителя места, где он когда-то умер, было страшно. Папаша Тео, вероятно, не отказал бы и не стал вредить, но контактировать с нежитью лишний раз не стоит.
Я поджала под себя ноги и, калачиком свернувшись на лавке, принялась ждать. На душе сделалось спокойно, и даже стоны неупокоенных душ перестали тревожить.
Меня скоро освободят, драугр, как бы он не был страшен, никогда не лжёт…
2
Сны короля всегда были мутными и тревожными, как туман над болотами, приносящий болезни. И пугающими, как Мгла, о которой он столько читал и слышал от отца, но никогда не был к ней так близок, как сейчас.
Рагнар давно уяснил, что в подобном сне главное – найти выход, ухватить след, ведущий на поверхность, и, не теряя его, вырваться из цепких лап нехорошего предчувствия. Тренируясь, он смог добиться пробуждения, когда сам хотел этого, но с недавних пор видения стали другими, словно кто-то пытался достучаться до его разума с той стороны. На какое-то время король с помощью Дара блокировал подобные сигналы, но с недавних пор стал считать, что напрасно вёл себя, как ребёнок, прятавшийся под кровать от опасностей.
Рагнар прекрасно понимал, что в какой-то степени так оно и было. И всё же страх неизвестности точил душу, как термит дерево. Вдруг, по велению Богов, ему откроется пророчество: та правда, после которой останется только сложить руки и умереть, чтобы не мешать наступлению нового порядка? Нет, лучше уж перейти на другую сторону, чем добровольно уступить то, во что веришь! Например, понимание, что ты истинный сын своего отца и обязан хранить вверенное тебе Богами и людьми королевство от всякой смуты и другой нечисти.
Пробуждение всегда было немного болезненным. Рагнар вздрогнул, подавив стон, и стряхнул с рукавов серебряные нити сновидения. Всё снова стало таким, каким он привык видеть. Рабочий кабинет, полупогасший камин с тлеющими в его чреве углями, неровный свет масляных ламп, развешанных по стенам, в беспорядке лежащие на столе донесения и отчёты. Сколько он проспал?
