Я прочел письмо и усмехнулся. Это могло быть честное предостережение,
но могла быть и западня. Да, не надо было дотрагиваться до ее плеча. Женщины
чувствительны к мужским прикосновениям, и в моей руке конечно же было больше
тепла и силы, чем в старческой руке китайского мудреца. Я совершил ошибку, зато
я знаю теперь слабое место в своем гриме.
Если это письмо не искреннее предостережение, значит, оно
является частью разработанного ими плана, и тогда мне трудно понять, как этот
план сработает. Я не мог забыть, какое выражение было в глазах Хорька,
предупреждавшего меня о девушке с родинкой на левой руке. А потом прозвучали те
выстрелы… Я думал и думал обо всем этом, но рано или поздно работе человеческой
мысли наступает предел, и тогда мысли начинают вращаться по кругу.
Это очень опасно, потому что, когда приходит время
действовать, мозг отказывается работать. Я предпочитаю спокойно ждать, как
будут развиваться события, чтобы получить дополнительную информацию. В таких
случаях мой мозг восприимчив, свеж, и я готов встретить опасность лицом к лицу.
Прошло еще три дня, и в утренней газете я прочел о смерти
Стэнли Брандиджа. Полстраницы занимал панегирик — описание жизни и деятельности
усопшего. Я, не останавливаясь, прочел его до конца, после чего лег в постель,
чтобы хорошенько выспаться.
Ближе к вечеру позвонил Колби:
— Мне нужно увидеться с вами, Дженкинс. Можете прийти
ко мне в контору?
Я усмехнулся про себя — он не держал конторы, во всяком
случае под именем Колби.
— Хотя… может, мне самому зайти к вам? — быстро
прибавил он. — Я мог бы прийти прямо сейчас, дело не терпит
отлагательства.
— Хорошо, — сказал я и повесил трубку.
Через десять минут он, беспрестанно облизывая губы, уже
стоял на пороге моей квартиры — нервный, возбужденный, с моргающими слезящимися
глазами и дергающимся носом.
— Дженкинс, я очень спешу и не могу сейчас объясняться,
однако мне известно, что в награду за вашу работу вам были обещаны некие
бумаги. Так вот, я только что узнал, что вас обманули. Приходите сегодня
вечером ко мне домой, и мы во всем разберемся. Ведь вы выполняли эту работу по моему
заказу, и я, в известной степени, считаю себя ответственным и хочу, чтобы вы
получили интересующие вас бумаги. Во всяком случае, я мог бы дать вам кое-какую
полезную информацию.
Я бросил на него быстрый взгляд, изобразив на лице немалое
удивление:
— Вот как? А я думал, они все здесь.
Он покачал головой, поправил свой дикий галстук и пригладил
напомаженные волосы. Вид у него был довольный. По-моему, он считал меня этаким
тупым болваном, который если в чем и смыслит, так только в открывании сейфов.
— Нет, вас пытались надуть. Приходите ко мне сегодня в
девять вечера, и я кое-что расскажу вам.
Я взял карандаш и раскрыл записную книжку:
— Так где это?
— Саут-Хэмпширд, 3425, — проговорил он, глядя на
меня пристальным взглядом ястреба.
С самым что ни на есть невинным видом я записал адрес. По
моему лицу не пробежало ни тени подозрения, хотя я сразу понял, что он дал мне
адрес Л.А. Дэниэлса.
Этот жулик с крысиным носом и слезящимися глазами имел
больше возможности прочесть что-либо в моем раскрытом блокноте, нежели на моем
лице. Мне бы не удалось прожить столько, сколько я прожил, если бы я имел
привычку выдавать свои мысли.
— Позвоните в дверь дважды, — сказал он. —
Только не забудьте, Дженкинс, вам нужно быть ровно в девять.
События последующего часа будут представлять для вас большой
интерес.
Я кивнул и убрал записную книжку.
— Хорошо, я буду, — сказал я, указывая ему на
дверь.
От его волос в квартире остался удушливый запах парфюмерии,
и мне хотелось поскорее избавиться от этой напомаженной крысы, пока меня не
одолело искушение задушить его его же собственным красным галстуком.
Я не мог предсказать, как развернутся события, но одно знал
наверняка: с того момента, как я дважды позвоню в эту дверь, все завертится с
такой быстротой, с какой казнят в сан-квентинской тюрьме. У них было достаточно
времени, чтобы выработать план. И если они рассчитывали сделать из меня
подопытную обезьяну, то дело завершится еще до того, как я войду в дверь. Я сел
в машину и поехал по Хэмпширдскому шоссе. Дом под номером 3425 оказался в
стороне от проезжей части. Это было внушительных размеров здание, украшенное
причудливыми башенками и всякими архитектурными завитушками. Построен он был в
1910—1911 годах, когда район еще считался пригородом и толькотолько начинал
застраиваться. В те времена к каждому дому прилагалось по нескольку акров
земли. Теперь этот район оказался чуть ли не в самом сердце города, большинство
старых домов было снесено — они занимали слишком много места, — там, где
они стояли, и выросли огромные многоквартирные дома. Это же здание относилось к
постройкам старого типа.
Я вышел из машины и хорошенько огляделся — дом не охранялся.
В половине девятого, выбрав одно из окон в задней части дома, я пробрался
вовнутрь. Дом казался пустым, только в одной из передних комнат на первом этаже
горел свет, и я, стараясь держаться в тени, осторожно пошел по коридору.
Из комнаты доносились голоса, в одном из них я узнал голос
Чарлза Колби. Он говорил тихо и напряженно, как если бы был здесь незваным
гостем, — собственно, так оно и было.
— И запомни, когда он войдет, ты стреляешь. Только не
жди, стреляй сразу, а не то он может удрать.
В ответ послышалось нечто вроде мычания. Очевидно, этот
второй принадлежал к тем людям, которые предпочитают действия непринужденной
беседе.
Потом наступила тишина, ее нарушал лишь скрип раскачиваемого
стула.
— Заманим его в кабинет, — нервно продолжал
адвокат, — и как только он войдет — начинай.
Так я узнал все, что мне было нужно. Прошмыгнув вверх по
лестнице, я оказался перед кабинетом, расположенным в северном крыле дома.
Вдоль всего этажа тянулся длинный коридор, и последней комнатой в нем был
кабинет.
В кабинете царил полумрак. Небольшой огонь, горевший в
камине, несколько скрашивал обстановку, хотя и не давал особого тепла. Вдоль
стен стояли массивные книжные шкафы, на полу лежал ковер, в комнате было
множество украшений, статуэток и картин.
Перед камином стояло огромное и, как мне показалось, пустое
кресло. Однако вскоре я понял, что ошибся. В кресле, откинувшись и вытянув к
огню ноги, сидел небольшой человечек с седыми висками. У меня тут же возникла
идея, и я всей тяжестью навалился на подлокотник. Только тогда человечек открыл
глаза и с изумлением посмотрел на нависшую над ним фигуру.
— Тихо, ни звука, — предупредил я.
Человечек не выказал ни малейшего волнения, лишь окинул меня
острым взглядом стальных глаз. Этот адвокат оказался старым воякой и, судя по
всему, не раз встречался со смертью. Я вздохнул с облегчением. У меня,
признаться, была надежда, что он окажется именно таким.
