Мы остановились перед небольшим грязноватым магазинчиком, в
витрине его размещались антикварные безделушки из слоновой кости, засиженные
мухами, а перед входом сидели два китайца охранника. Ничего необычного в этом
не было. Китайцы, вечно сидящие на тротуаре с безразличным видом, ссутулив
плечи и задумчиво попыхивая трубками, вовсе не пребывают в философских
раздумьях и не просто наслаждаются пейзажем, они охраняют место, перед которым
сидят.
— Эд, — сказала она, — за то, что произойдет
там, я не отвечаю. Все, что от меня требовалось, — это доставить тебя
сюда, в определенную комнату, где ты должен побеседовать с определенным
человеком. Мне бы хотелось, чтобы это выглядело так, словно я отлично выполнила
свою работу. Поэтому не мог бы ты притвориться, будто ты клюнул на меня, ну… в
общем запал на меня… Понимаешь?
Я вылез из машины.
— Давай веди, — сказал я.
Когда мы вошли в магазин, она взяла меня за руку, и мы стали
пробираться сквозь толпу без умолку тараторивших китайцев, мимо охранника,
следившего за входом, и вскоре погрузились в полумрак бесконечных извивающихся
коридоров с дубовыми дверьми и пустыми комнатами.
Я обвил рукой ее талию и крепко прижал к себе. Не потому,
что хотел сделать вид, будто, как она сказала, запал на нее, а просто потому,
что доверял ей не больше, чем доверяют гремучей змее.
Наконец мы повернули налево, дважды постучали в тяжелую
дверь, услышали щелчок в замке, и уже через мгновение я оказался в просторной
комнате, обставленной массивной мебелью тикового дерева, украшенной дорогими
гобеленами и восточными коврами. Здесь царили богатство, роскошь и покой.
Посреди комнаты стоял тяжелый письменный стол, за которым
сидел грузный мужчина. Его ледяные глаза сверкали в полумраке комнаты как два
больших холодных алмаза.
Я застыл на месте. Уже многие месяцы по городу носились
слухи о преступном синдикате и о большом человеке, который, сидя в конторе,
управляет преступным миром, приводя в систему вымогательство, подпольную
торговлю спиртным и кражи драгоценностей. Никто не знал его в лицо, и в то же
время его знали все — город полнился слухами, смутными догадками и самыми
немыслимыми предположениями. Дошел этот слух и до меня, но я принял его за одну
из тех невероятных историй, которые время от времени якобы потрясают преступный
мир. Теперь же у меня появилось какое-то неуютное ощущение, что слухи имели под
собой нечто определенное.
Он заговорил безо всякого вступления. Его голос удивил меня.
Глядя на это грузное, массивное тело, я приготовился услышать густой бас, но он
говорил таким тонким голосом, что если бы я собственными глазами не видел, как
шевелятся эти толстые губы, то подумал бы, что за его спиной прячется женщина и
говорит за него.
— Эд Дженкинс, у вас репутация человека, способного
открыть любой сейф, не оставив при этом следов.
Слова эти он произнес с вопросительной интонацией, но я не
шелохнулся, не издал ни единого звука.
Помолчав с минуту, он продолжил:
— Есть сейф, который вы должны будете открыть и
положить туда конверт. Это нужно сделать завтра до полуночи. И никто не должен
догадаться, что сейф вскрывали.
Ледяные серо-голубые глаза продолжали сверлить меня. Полный
сарказма ответ готов был сорваться у меня с языка, но я сдержался.
Чувствовалось, что этот человек не остановится ни перед чем. К тому же я
находился в потайных лабиринтах китайского квартала, а игра, судя по всему, шла
по-крупному, или я ничего не смыслю в преступных делах.
— Вас, наверное, удивляет, почему я даю вам инструкции.
Я хорошо знаю вас, Дженкинс, отлично осведомлен о всех ваших деяниях. Например,
мне известно, что вы одинокий волк и не подчиняетесь никому. С мозгами у вас
все в порядке, вы обладаете непревзойденной способностью ускользать из-под
самого носа полиции и всегда заметаете следы. Учитывая эти ваши способности, я
и прошу вас кое-что для меня сделать. А взамен я сделаю чтонибудь для
вас. — С этими словами он вынул из ящика стола два конверта. — В этом
конверте две тысячи долларов, — сказал он, хлопнув конвертом по столу и
протягивая его мне.
Я видел края банкнотов, выглядывающих из конверта, но не
взял его. Я выжидал. Сейчас мне было выгоднее помолчать, предоставив вести
разговор этому массивному, грузному типу, восседавшему за столом.
Рядом с собой я слышал прерывистое и частое дыхание девушки
— она была напряжена и взволнована. Видимо, ее обуревали какие-то сильные
чувства, которые она пыталась скрыть.
— Во втором конверте, — продолжал человек за
столом, — бумаги, которые, как мне кажется, представляют для вас интерес.
Он пододвинул конверт ко мне, и я пробежал глазами его
содержимое. Эти бумаги я искал уже давно, искал всевозможными окольными путями.
Некий Чэдвик был когда-то вовлечен в нехорошую историю, за причастность к
которой он мог угодить в тюрьму. Чэдвик умер, но у него остались жена и дочь,
принадлежащие к высшему классу, к самым сливкам общества. Я знал его дочь, Элен
Чэдвик, эта девушка значила для меня многое — в свое время я помог ей. Из-за
этих бумаг ее отец подвергся шантажу, и ему пришлось выдать мошеннику долговые
расписки на сто тысяч долларов. Я помог девушке выпутаться из этой истории, но
бумаги пропали, их засосала какая-то мутная воронка, и я долгое время
безуспешно пытался найти их. Само их существование оставалось угрозой для
честнейшей девушки в мире, для той, которая умела быть настоящим другом и не
побоялась вступить в далеко не женскую игру…
Я положил бумаги в карман плаща. Да провались они все
пропадом, пусть делают, что хотят. Но эти бумаги я из рук не выпущу.
Он не сводил ледяных глаз с моего лица:
— Вы человек чести, Дженкинс, и я верю в ваше благоразумие.
Прошу вас дать мне слово, что вы до наступления завтрашней ночи откроете для
меня этот сейф.
Как только вы дадите мне слово, можете быть свободны, бумаги
и деньги оставьте себе.
Я кивнул. Конечно, можно было бы что-нибудь сказать, но я
боялся, что голос выдаст мою крайнюю заинтересованность. Оба мы были
мошенниками. Бумаги лежали у меня в кармане. Ради них я открыл бы любой сейф в
мире, и, если я могу заполучить их только таким путем, что ж, меня это
устраивает.
Он сложил руки, выражение его лица оставалось неизменным. Ни
единая складка обвислой кожи на его щеках не шевельнулась. Единственным
признаком внутреннего волнения были эти сомкнутые руки.
— Я вижу, Дженкинс, вы человек рассудительный.
Мой помощник позвонит вам в положенное время и даст необходимые
инструкции.
Наконец, впервые с тех пор, как я вошел в комнату, я
заговорил:
— Я даю слово вскрыть этот сейф. Только, само собой
разумеется, это должна быть честная сделка. Если вы попытаетесь меня обмануть,
я сочту себя вправе поступить, как мне заблагорассудится.
