— И что мы будем делать дальше? — пробубнил толстый.
— Я думал, это очевидно…
— Нет, что мы будем делать конкретно. Сейчас там стоит Икор, и ему рукой достаточно махнуть, чтобы у нас кости переломались.
— Надо подумать, — Хотеп пожал плечами.
Тонкий был мастером всяких планов и интрижек, но видел их только схематично, как линию из точки А в точку Б, и только иногда на этой линии возникали какие-то более конкретные действия, некие промежуточные пункты-точки. Толстый же, наоборот, абсолютно не видел общих очертаний, зато прекрасно представлял все детали и ходы — только вот в его голове они были спутаны в случайном порядке.
Поэтому Хотеп и Хой составляли идеальны тандем — один выставлял шахматную доску, а другой расставлял фигуры так, чтобы победа была за жрецами.
Но иногда казалось, что это партия против двух абсолютно надутых, раздувшихся и тупоголовых индюков, мозг которых иногда решает совершить путешествие к тетушке.
— Ну, смотри, — Хой наконец-то снова заговорил, неспешно шагая по коридору. — Есть такая штука, как отвлекающий маневр. Вроде как. Ну, я слышал…
— И что ты предлагаешь?
— Ну, — толстый обернулся и показал рукой на плетущегося сзади Рахата. — По-моему, у нас он есть.
Хотеп улыбнулся.
— Твой жезл при тебе?
— Да.
— Ну что ж, теперь игра пойдет всерьез…
Эфа опешила, когда перед глазами заметалось призрачно-бело пламя.
— Нам что, хоронить огонь?
Они смотрели на языки божественно-белого жара и на надгробье, рядом с которым все происходило — физически они остались на тех же местах у алтаря, но на деле с ним произошло то же, что и с Греционом.
— Просто подожди, — отозвался жрец. — И посмотри.
Пламя переставало быть хаотичным, оно само причесывалось и укладывалось в некую форму — во что-то высокое, одновременно человеко и не человекоподобное, пока не стало какой-то непонятной, сошедшей с сюрреалистических картин фигурой выше своего надгробья.
Время вокруг словно бы остановилось — с ледяным скрежетом покрылось холодным инеем и замерзло. Повисла тишина — самая настоящая, потому что в этом пространстве между реальностями, в кладбище, звуков в принципе быть не могло. Богам не нужны звуки, тем более — мертвым.
Потом призрачно-белая фигура зашаталась, как плохо построенная телебашня, и рухнула — без грохота, просто повалилась.
Призрачный свет лужицей растекся по условной земле, не теряя при этом своих очертаний.
Фигура тяжело дышала — по крайней мере, так это слышали Эфа и Архимедон.
— Так, ну теперь это хотя бы выглядит знакомо, — где-то в физической реальности Эфа загремела сосудами. — Ну, начнем?
Архимедон просто кивнул и сделал движение руками — в физической реальности в его руках завертелся посох.
— Это его последнее дыхание, — заметил жрец. — Будь готова. Не раньше, и не позже.
— Смотри, сам ничего не попутай, — хмыкнула девушка. — Я уже выучила, что делать.
Архимедон продолжил двигать руками — это напоминало игру в крокодила самим с собой, при условии того, что никто не знал загаданного слова или фразы. Но те движения с жезлом, которые Архимедон совершал в реальности, влияли лишь на это место — как когда-то колдуны и чернокнижники пытались вызвать демонов, не понимая, почему не искрятся их руки, а из земли не извергаются языки пламени. Магические жесты всегда работали, скажем, наизнанку — а в привычной реальности они были просто сотрясанием воздуха.
Из-под надгробного камня словно бы ушла земля, растворившись в сотне цветных осколочков. Психовский, которого ни Эфа, и Архимедон не видели, попятился назад, побоявшись свалиться в открывшуюся могилу — но все равно продолжил твердо стоять на земле. Хотя, скорее, в воздухе.
Фигура издала последний вздох — и замолчала.
Эфа восприняла это исключительно, как сигнал к действию, и принялась за работу. Тут она могла орудовать гигантскими, эфемерными бинтами — хотя на деле они были совершенно обычными.
Девушка покрывала фигуру каким-то чудаковатым светом — это были масла, а потом силуэт божества стал медленно, частями опутываться длинными лентами-бинтами из света.
Икор краем глаза взглянул на тела Архимедона и Эфы, которые двигались в трансе — умело обматывая что-то бинтами и зачем-то крутя посохом.
Бывший страж Фараона не понимал, как это работает, что это и для чего это нужно. Но он, как любой военный человек, соображал, что его дело — просто быть на страже. Правда, в отличие от недалеких военных людей, у Икора где-то внутри все жегорел интересом к таинству — легким, словно бы от почти перегоревшей лампочки, интересом.
— Кхм.
Этот звук стал для Икора ядерным взрывом или любой другой угрозой мирового уровня, и страж тут же занес молот.
— Не нервничай так! — заверещал Хотеп, прикрывшись руками. — Это всего лишь мы!
Икор опустил молот.
— И что вам нужно? — мрачно процедил страж с голубоватой кожей.
— Ну, просто хотели узнать, как идут дела. Как проходит ритуал, — парочка жрецов стояла в проеме. Хотеп вытянул худой нос вперед, чтобы посмотреть, что происходит около алтаря. Увидев Эфу и Архимедона, он улыбнулся — при всем желании, сделать свою улыбку хоть сколько-нибудь доброй у жреца бы не вышло.
Икор готов был покляться, что Хой пихнул что-то — или кого-то — ногой так, чтобы тот убрался с глаз долой.
— Все в порядке, — протянул страж. — Идите, куда шли.
— Ну зачем же так грубо! — надулся толстый. — Заметь, мы намного старше тебя — ну прояви хотя бы уважение, будь повежливей.
— Знаешь, мне кажется, — добавил тонкий, — что хотя бы разок мы на это можем посмотреть. Раз уж мы столько тысяч лет были с вами. И вообще, учителям приятно смотреть на успехи… учеников.
Хотеп не умел льстить и врать — его фразы звучали хищно как ни крути.
— Вот и поговорите об этом со своим учеником, когда все закончится.
— И опять ждать до следующего раза тысячи лет?
— Кто знает.
— Ну хоть глазком! — заныл Хой.
Икор просто промолчал — но выражение его лица говорило получше любых слов.
— Ладно, хорошо, хорошо, — вздохнул Хотеп. — В другой раз.
Толстый и тонкий практически синхронно развернулись, порхнув белыми одеждами, и пошли дальше по коридору.
Страж поуспокоился — он переносил парочку жрецов так же хорошо, как аллергики переносят цветение березы.
Хотеп и Хой по какой-то причине перешли на счет с загибаний пальцев.
— Раз.
— Два.
