- Проснулась, - я поморщилась от боли в разорвавшейся трещинке на пересохших губах. - Как ты?
- Хорошо, - тускло ответил мальчик. Маленькая рука прикоснулась к моему лбу и так и осталась лежать там.
Я тяжело выдохнула и прикрыла глаза.
- Ася, ты же не умрешь?
Голос Егора сорвался. Горечь, просочившаяся в нём, вынудила меня вздрогнуть. Сердце сжалось, а я заставила себе привстать на руках.
- Конечно нет. - в ладони впивались рассыпанная по земле сырая солома и мелкие опилки.- Конечно я не умру, – повторила, вынуждая голос звучать твердо и даже весело: - Точно не сейчас. Мы с тобой еще вместе на твоей свадьбе погуляем.
Шутка не удалась. Егор тяжело выдохнул и прошептал:
- Мама тоже так говорила.
Я сжала губы. В голову не лезли больше никакие слова. Облокотившись о неровную кладку дров, я притянула к себе мальчика и крепко обняла.
- Все будет хорошо, Егор, - прошептала, чувствуя, как за шиворот стекают мерзкие капли холодного пота, а с ресниц срываются слезы. Наверное, они падали куда-то на Егора, и мальчик чувствовал их.
- Марк... - всхлипнул он, с отчаянием впиваясь неровными ногтями мне в кожу.
Я поморщилась, но даже не подумала просить Егора ослабить хватку.
- И с Марком все будет хорошо... - пообещала тихо, целуя мальчика в висок. - Я тебе обещаю, слышишь?
Егор сдавленно всхлипнул, повернул голову и тихо прошептал:
- Это все из-за меня.
И снова эта недетская интонация, снова кричащее чувство вины, которое не должно принадлежать ребенку.
Обманчивая бодрость таяла. Глаза опять начинали слипаться, голова тяжелела, а мышцы болезненно пульсировали, призывая снова лечь. Я не знаю, сколько времени я пыталась тихо и с непонятно откуда взявшейся улыбкой переубедить Егора, но в какой-то момент силы кончились и сон накрыл меня, остановив на полуслове.
Мне снился Марк. Снился папа с тётей Светой и новый планшет. Впервые за долгое время приснилась мама. Её лицо почему-то было покрыто пеленой, но зато я отчетливо ощущала запах лекарств и чистых простыней, который ассоциировался с ней с самого детства.
А еще приснился Егор. На рассвете. Приснилось, что он поцеловал меня в лоб, прошептал, что любит и что все исправит, а потом ушел, утопив легкие прохудившиеся кроссовки в глубокой луже у двери.
А через пару часов я проснулась и поняла, что это был не сон.
Я осталась одна.
45
Деревня утопала в тумане.
Вязкий и холодный он цеплялся за вымокшую одежду и мешал идти. Я почти ничего не видела и передвигалась на ощупь, царапая руки о грубую кору деревьев и штакетины заборов.
В первом доме мне не открыли. Я стучала не меньше десяти минут, пока обессиленная не рухнула на скрипучее крыльцо. Прислонилась спиной к бревенчатой стене и прикрыла глаза. Кашель душил, а грудь сдавливала болезненная тяжесть. Ломило каждую мышцу, и я понятия не имела, откуда на рассвете-то взялись силы, чтобы выбраться из сарая, и уже тем более не понимала, почему они вернулись сейчас, вынуждая снова подняться на дрожащие ноги и двинулась к следующему дому.
Опять шла на ощупь. Туман все еще покрывал все вокруг: и землю, и мой уплывающий разум.
И снова не открыли, но только на этот раз встать уже не получилось. Я рухнула на сваленные у двери кирпичи, свернулась калачиком, чтобы мелкие капли не кусали покрытую мурашками кожу, и провалилась в темноту.
Разум раз за разом рисовал образы Марка и Егора, но их лица продолжали тонуть в тумане, который проник даже в мой сон. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем незнакомый скрипучий голос разорвал его в клочья:
- Боже ты мой!!
Легкий удар по щеке помог прийти в себя чуть быстрее.
- Ты кто такая?! - фраза была сказана скорее с жалостью, чем со злостью.
Сон постепенно уходил. Острые углы кирпичей высекли на коже узоры, а затекшие мышцы загудели от первого же движения. Я едва не застонала и попыталась разлепить слезящиеся глаза.
Видимо, прошло немало времени, потому что туман уже пропал, а надо мной, обрамленное лучами яркого солнца, склонилось покрытое глубокими морщинами лицо незнакомой старушки. Я не обманулась, её выцветшие глаза были полны жалости, а дрожавшие руки то и дело в ужасе взмывали в воздух.
- Ты как сюда попала, девонька? - старушка моргнула почти лишенными ресниц глазами и цокнула: - Помираешь же!
- Телефон... - прохрипела я в ответ.
С трудом заставила себя поднять руку и вцепиться в край длинного рукава цветастого халата. Хозяйка дома забормотала что-то себе под нос и осенила себя крестом.
- Телефон, - снова попросила я и закашлялась: - Пожалуйста!
Видимо, в этом «пожалуйста» было столько искренней мольбы, что та, наконец, сдалась. Ну, или она действительно была уверена, что я собираюсь умереть прямо на территории её участка, и хотела выполнить мою последнюю волю.
От этой мысли стало смешно, и я даже криво улыбнулась.
- Толя! - голос у хозяйки был зычный, совсем не под стать ее возрасту и внешнему образу немощной пожилой женщины. - Звони фельдшеру! И телефон сюда тащи!
Я снова провалилась в обморок, а когда открыла глаза, надо мной склонились уже двое: знакомая старушка, и старик, примерно того же возраста. Он недоуменно хлопал глазами и высоким голосом просил кого-то на том конце телефона немедленно прийти к нему домой.
Я слабо понимала, что происходит вокруг. Мышцы в руках и ногах ломало, и на то, чтобы хоть немного привстать и протянуть вперед ладонь, ушло немало сил.
- Дайте! - взмолилась хрипящим голосом. - Дайте телефон!
Дедушка недоуменно хлопнул глазами, а его жена оказалась чуть расторопнее. Она хлопнула мужа по руке, отобрала старенький кнопочный телефон-кирпич, рявкнула в трубку: "Евгенич, а ну быстро дуй к нам!", и протянула гаджет мне:
- Держи, бедовая.
Перед глазами снова все плыло. Я вцепилась в телефон, словно в спасательный круг, и начала набирать с детства знакомый номер, зачем-то проговаривая цифры вслух:
- Восемь, девятьсот тридцать один, - хрипела себе под нос: - пятьсот двадцать два, тридцать... тридцать...
Голос стих. Покрытый вязким туманом разум не хотел помогать мне. Номер, который я всегда знала наизусть, исчез из памяти.
- Тридцать... - зачем-то снова повторила, хотя точно понимала, что дальше - пустота.
Хозяева дома переглянулись и дружно покачали головами, а я подняла на них мутнеющий взгляд и с отчаянием прошептала:
- Я забыла…
Думаю, это было очевидно, но именно эта фраза, произнесенная вслух, неожиданно сорвала спусковой крючок.