Я покачала головой.
— Н… нет. Я не смогу.
Быстрым движением, дядя сунул руку за спину и вытащил из-за пояса пистолет.
Я знала, что он был там. Я видела, как он блестел, как черная смерть. Он подошёл к креслу и грузно в него уселся. Его челюсти были стиснуты, глаза сужены. И кармана своей рубашки он достал фотографию. На ней были изображены трое, как мне показалось это была семейная фотография.
— Выбирай. — в руке он держал пистолет и демонстративно, с грохотом положил на стол. — Твои родители или парень.
Я мельком взглянув на фотографию я увидела совсем немного. Не цветное. Только черное и белое.
Мой разум упорно обрабатывал информацию, поглощая шумы и приходя к диким выводам о том, что происходило передо мной. Перед мной стоял непростой выбор.
Я хотела получить ответы, но не хотела показывать свою слабость. Если я не буду подталкивать, сколько я смогу узнать из его оговорок и случайно проскальзывающих фраз?
Почему я не могу вспомнить?
Мой живот ныл от боли, от горя — потеряв последнее, что я не могла вспомнить. Это намного больнее, чем что-либо.
=10=
Виктория
В доме было необычайно холодно, когда я тихонько спускалась по лестнице вниз. Было темно, и лишь свечение от сине-красных лампочек, мигающих за окном, освещало мой путь. Я остановилась в лестничном пролете, моя хватка усилилась на перилах, холодок прошелся по коже, вызвав мурашки.
Я знала, что так будет, — предвидела и боялась, — но мое дыхание все равно учащается из-за осознания того, что я в ловушке.
Я так боялась этого дня, тайно надеясь, что мне достанется другой выбор, но где я сейчас и что я делаю?
То сжимаю, то разжимаю; то вновь сжимаю, то снова разжимаю кулаки. Проходят секунды. Или минуты? Я стояла и смотрела на Виктора. Я снова забралась к нему в комнату через балконную дверь.
Приросла к месту, не двигаясь вообще. Он не знал, что я была у него дома. Даже не догадывался о причине моего прихода.
Он стоит боком, спина прямая, уголки рта приподняты вверх, словно он думал о чем то прекрасном.
Я жадно впитываю каждую деталь, связанную с ним. И вдруг происходит нечто странное: он поворачивает голову. Всего лишь плавный поворот, и я чувствую, что его внимание приковано ко мне. Вот я обнаружена. Разоблачена. Он понимает, что я не такая прежняя какая была раньше.
Мое сердце бешено колотится.
Я хочу, чтобы он отвернулся. Он занимает слишком много пространства. Такое чувство будто он вдыхает столько кислорода, сколько могло бы хватить на двенадцать человек, и при этом не оставляет ничего для меня. Жар, исходящий от него, прогоняет холод, которым окружена я.
Сегодня он выглядел таким невероятно горячим, в красиво сидящих синих джинсах и белой рубашке с коротким рукавом, которая низко была расстёгнута. Она обнажала его горло и часть изведанной мною невероятной груди, которая была скрыта под тканью. Заставив себя поднять взгляд обратно к его лицу, я проглотила желание, которое поднималось у меня в горле. Его волосы, как обычно, были в совершенстве уложены. Лицо было безупречно, а прекрасные полные губы так и заставляли хотеть дотянуться до них пальцами и проследить по ним. Воздух покинул мое тело одним долгим, нуждающимся вздохом.
— Виктория? — он сделал шаг в мою сторону.
— Стой на месте. — Во рту пересохло, я пыталась удержать мысли в голове.
— Что то случилось? — обеспокоенно спросил Виктор.
Я сглотнула, желая только одного, чтобы мой голос не предал меня.
— По вашей вине умерла Мария?
Что — то мелькнуло на его лице, и он отвернулся.
— Отвечай!
— Что ты хочешь, чтобы я тебе рассказал? Если хочешь знать, то да можно и так сказать. Виновен в ее смерти. Она сунула свой нос куда не стоит. Кто она тебе?
— Сестра. — я посмотрела на него в упор. — Ты любил ее?
— Не спрашивай, — мягко сказал он.
«Ты можешь услышать обо мне такое, чего не захочешь знать», — мелькнуло у меня в голове.
— Ты спал с ней? Он помедлил, прежде чем ответить.
— Да.
Я опустила ресницы и принялась пощипывать край рубашки, стараясь сохранить бесстрастный вид.
— Я предупреждал тебя, — сказал Виктор. — Я не собираюсь извиняться, — резко произнес он. — В ней не было ничего плохого. Она была нежной и щедрой. Для каждого находила улыбку и ни на кого не таила зла, как бы жестоко с ней ни обращались.
— Ты любил ее?
Он так долго молчал, что я умерла тысячу раз.
— Я любил то, какой она была. Она говорила то, что думала. Никогда не беспокоилась о том, что о ней подумают.
Слезы скатились с моих ресниц и заструились по щекам. Я прикусила нижнюю губу, чтобы она не дрожала. Слезы потоком струились по моим щекам, стекая на шею и за ворот рубашки.
Виктор глубже засунул руки в карманы и мрачно задумался. Какая бы внутренняя борьба ни шла в нем, она выразилась лишь в приглушенном проклятии. Он шагнул вперед и остановился перед мной:
— Ты чертовски много плачешь. Я не могу ясно думать, когда…
Внезапно я всхлипнула и бросилась ему на шею. Он вытащил руки из карманов и крепко прижал меня к себе, приподнял пальцем мой подбородок.
Виктор улыбнулся и склонился ниже. Его губы были такими теплыми и нежными, что все мысли вылетели у меня из головы. Я сознавала, что должна бежать от него со всей скоростью, на которую способны мои ноги… Но поцелуй был слишком волнующим, чтобы отказаться от него.
Впервые в жизни мне было все равно. Все ее мучения, вся внутренняя борьба, которую я вела с собой так долго, вдруг потеряли всякий смысл. Ничто не имело значения, кроме Виктора.
Он пробудил во мне нечто, чего я интуитивно ждала, на что смутно надеялась, но не считала возможным. Обвив руками его шею, я поцеловала его с таким пылом, которого Виктор никак не ожидал и захлопал глазами от изумления. Я ощутила пронзившую его дрожь и еще крепче прижалась к нему, повинуясь потребностям своего тела и странному томлению, нараставшему внутри.
Виктор резко втянул в легкие воздух и отстранился, глядя на меня.
— Прости. — прошептала я.
— Что?
Зловещий пистолет находился у меня за спиной, спрятан под рубашкой. Я взяла его, шокированная и слегка напуганная его весом. Я схватилась за рукоятку, положив палец на ох такой опасный курок, и навела его на Виктора.
Я стояла, замерев на месте, когда ужасные сценарии и выводы заполнили мой разум.
Это заставило мое сердце сжаться. Что если ты позволишь умереть единственному человеку, который может спасти тебя?
