— Правда? Тогда я хочу посмотреть финальный матч, — вдруг сказала она. И посмотрела на меня пристально. — Одна.
— Не вижу причин этого не сделать, — уверенно ответил я.
Прикусил губу, чтобы тяжело не вздохнуть. Она права: ты и я — тоже неправильно. Решать должна прежде всего она. А я могу только её поддержать и как-то смириться или нет с её решением.
В их непростые отношения с Бахтиным мне однозначно не стоит лезть. Во-первых, я ничего там не пойму — они для меня как календарь майя. Во-вторых, каждый имеет право на заповедный уголок души, не для чужих глаз, что бы мы там ни хранили. А в-третьих, меня и так стало слишком много.
Но чтобы поднять ей настроение и закончить уже этот непростой разговор, я снова вспомнил про Князева.
— Помнишь, как летом мой батя однажды взял нас на рыбалку? — спросил я без предисловия.
— Когда были я, ты и Князев? — тут же улыбнулась она.
Князев злился, что мы взяли Славу. И к нему прицепилась оса. Со злости он стал размахивать веником, оса укусила меня, потом Славку, а потом и Князева. Было и смешно, и больно, и лица у нас стали такие, что мы смотреть друг на друга не могли — ржали.
Смеялись мы и сейчас, вспомнив.
Так, смеясь, и ввалились домой.
— Привет, пап! — крикнул я с прихожей и осёкся, увидев его лицо. — Полина, не звонила? — привычно спросил я, только шёпотом, не понимая: Стефания спит? Что?..
Он неопределённо мотнул головой.
Я повернулся в направлении его странного взгляда.
В дверях комнаты стояла Полина.
ворона предвидела басни финал
и сыр поедала без звука
но скользкий кусок вероломно упал
с сука
Глава 23
— Привет! — замер я на пару секунд в замешательстве, а потом привычно развернулся к Славе, чтобы помочь ей снять пальто.
— Значит, это и есть та самая Владислава Орлова? — хмыкнула моя жена.
— Здравствуйте, Полина, — вежливо кивнула Слава и присела потрепать за ухом радостно молодящего хвостом по полу Командора.
— Здравствуйте, Полина? — скривилась та, передразнивая. — Серьёзно? У тебя хватает наглости здороваться, называть меня по имени и вообще со мной разговаривать?
— Тебе не кажется, что не помешает слегка сбавить тон? — повесил я свою куртку и, погладив пса, отправил его на кухню.
— Сбавить тон? — по-хозяйски упёрла Полина руки в бока.
Невысокого роста, маленькая, бойкая, с длинными тёмными волосами, Полина была полной противоположностью Славки, хотя я об этом даже не думал до настоящего момента. Но сейчас она была очень похожа на ту злую осу, что мы только что вспоминали. На злую, разъярённую, сердитую осу.
— Я зайду помыть руки? — тихо спросила Слава.
— Да, конечно. Зачем ты спрашиваешь? — развернулся я. Включил ей в ванной свет, открыл дверь. Посмотрел на Полину: — Спасибо, что приехала. Я же правильно понял, что тебе позвонил Князев?
Хотя мы с Олегом всё обговорили, и он настоял, что сам озвучит Полине моё предложение о разводе, признаться, я думал, она просто перезвонит, чтобы его обсудить. Того, что она заявится, да ещё в таком настроении, я точно не ожидал.
— О, да, мне позвонил Князев, — фыркнула она. — И я всё бросила и примчалась. А как же иначе! Ведь в кой-веки ты во мне нуждался. И что я вижу? Что это за твою мать, Рим? — развела она руками, показывая по сторонам. — Мы вообще-то женаты.
— И что?
— И что?! — чуть не подпрыгнула она. — То есть это по-твоему нормально, да? Что вы тут свили себе любовное гнёздышко? Что эта дрянь спит в моей постели! Ходит в моих вещах, — сорвала она с двери и швырнула на пол халат. — И вообще чувствует тут себя как дома!
— Мы, конечно, могли бы уйти жить к Славе, или снять квартиру, — поднял я её халат, который зачем-то до сих пор висел на двери в папину комнату (Слава его, конечно, не надевала) и вернул на место, — но что бы это изменило для тебя? Ты — уехала.
— Я уехала ухаживать за больной матерью!
— Нет, — покачал я головой. — Ты уехала и плевать хотела на меня, на ребёнка, на то, как мы тут будем справляться. Ты сказала: «Прости, я не могу». И поставила условие: вернёшься, если я отдам ребёнка обратно в детский дом. Прекрасно понимая, что это неприемлемо. Что на этом всё, в наших отношениях поставлена точка.
У меня за спиной мягко хлопнула дверь, щёлкнул выключатель. Славка вышла из ванной и пошла на кухню, где батя воевал со Стефанией.
— Стой! Стой, Орлова! Куда ты пошла? — крикнула Полина вслед, словно не слышала моих слов, а когда Слава не остановилась, снова переключилась на меня. — Какого чёрта, Азаров? Какого чёрта она тут ходит как у себя дома?
— Потому что это её дом. А вот какого чёрта ты тут командуешь как хозяйка мне совершенно непонятно.
В ответ она вытащила из сумки, что лежала тут же в прихожей на трюмо, бумагу и сунула мне в нос.
— А так? Понятнее? — она взяла ещё одну бумагу и тоже предъявила мне на вытянутой руке. — Или так? Это свидетельство о браке. А это, — потрясла она документами, — договор об опеке. Мы женаты. И это наш ребёнок.
— И что?
— Не видать тебе ребёнка, как своих ушей, Азаров, если она не уберётся отсюда немедленно. Именно в этом же и заключался твой план? Я же правильно поняла твоего адвоката, что мы снова живём вместе, изображаем дружную семью, усыновляем ребёнка, а потом, может быть, разводимся, я отказываюсь от родительских прав и ребёнок остаётся с тобой. Так?
— Почти, — поцедил я сквозь зубы, с ужасом понимая, как прозвучали её слова.
Словно я никогда и не относился серьёзно к нашим отношениям со Славкой. Строил за её спиной планы снова сойтись с Полиной. С ней, а не со Славкой хотел удочерить Стефанию, а Вячеслава была так — любовница, временный вариант, случайная интрижка.
Гнетущая тишина воцарилась во всей квартире.
Тишина. Безмолвие. Немая сцена.
Словно взорвалась граната с парализующим веществом.
И она обрушила здание, что мы так бережно и с таким трудом строили — наши отношения со Славкой, наше доверие друг к другу, всё то, чем я дорожил больше всего на свете, — роняя не по кирпичику, по целому бетонному блоку:
Мы живём вместе — Бах!
Дружная семья — Ба-бах!
Усыновляем ребёнка — *оглушительный грохот*
— И до той поры пока это так, — словно не замечая, что она только что натворила, хотя нет, наверное, прекрасно понимая, ведь именно этого она и добивалась, Полина не унялась: — Пока я твоя жена, я имею право задавать вопросы и решать, кто будет находиться в этом доме, а кто нет, — огласила она окончательный приговор.
