И вздрагивала каждый раз, когда Корней оказывался на шаг ближе…
Мужчина остановился практически вплотную. Несомненно, обдавая ее уличным холодом.
Ее. Стоящую босой и в пижаме.
Понимая, что в пижамах ведь не уходят…
Аня открыла рот, собираясь что-то сказать, но не успела толком.
— Я не уйду, я… — начала, но запнулась, потому что Корнея сжал руками талию, одновременно вдавливая Аню в себя и делая шаг на нее. Пришлось быстро подстраиваться. Подниматься на носочки, пятиться, ухватываться за плотную шерсть пальто, под которой — надежные плечи. Выдыхать, когда спина ощутимо встречается со стеной… Сдерживать новую дрожь, когда его лицо оказывается слишком близко. Когда ее лба — прохладного, касается его — горячий. Будто не он только с улицы. Будто не его руки морозят поясницу.
— Что я творю? Ты же еще девочка совсем… — Корней произнес, продолжая фиксировать Аню руками, требовательно глядя в глаза. Как никогда ясно ощущая ее хрупкость. Впервые в жизни боясь того, насколько самому кажется правдивым пророчество Илоны. Впервые в жизни желая, чтобы кто-то другой развеял его страх. Чтобы она развеяла. Поэтому… Он ждал ответа. От молодой и глупой. Безнадежно влюбленной.
— Даешь нам шанс… — и она ответила. Так, что цинику впору саркастично усмехнуться, но он даже не моргает.
— Шанс на что? Мы же оба понимаем, что ничего не выйдет… Я тебя сломаю. — Потому что впервые в жизни хочет верить не в свою реальность, а в ее чудеса.
— Не сломаешь. Все выйдет. Просто… Я научу тебя любить.
— Научи. Только сделай это раньше, чем я разрушу твой мир.
Корней чувствовал, как Аню начинает бить крупная дрожь. Понимал, что это не только от его близости — от слов тоже, но одумываться поздно. Это будут их правила. И шанс есть только, если она научит.
Девичьи пальцы поползли вверх по шее, жадно и больно сжимая волосы, мужские вниз по телу, притягивая еще плотнее к себе. Губы встретились где-то между. Аня подалась навстречу порывисто, будто доказывая готовность. Корней — со свойственной ему уверенностью и напористостью раскрыл, целуя так жадно, как хотелось только ее — отчаянную мечтательницу.
Конец первой книги.
