К примеру, из-за того, что мелкая решила играть в какие-то свои игры, «заходя» через Вадима.
Конечно, Корней не сомневался, что помощник тот еще любитель «приукрасить действительность». Поэтому его слова смело можно делить на пять. Да и Высоцкому слабо верилось, что перепуганная зайка, которой она становилась рядом с ним, знает, где у нее кнопка, отвечающая за режим «тигрица». Может когда-то и разберется, но пока… Зайка и есть. Глупая. Трусливо-смелая.
Но вероятность того, что не получив желаемого ответа от него, она решила попытать удачу еще и с Вадимом, раздражала. Без рациональной причины. Просто раздражала. Вопреки пониманию, что договорись Вадим с Анной и ее бабушкой, это для всех будет хорошо. И малец покажет себя хорошим переговорщиком. Действительно полезным. И Ланцовым очевидно будет комфортней с говорливым, улыбчивым, располагающим к себе парнем, чем с угрюмым циником, каким являлся он сам. Но… Ланцовы не хотели договариваться. Ни с ним, ни с Вадимом.
Захлопнув дверь машины, Корней отошел чуть в сторону, достал из кармана телефон, начал проверять пропущенные сообщения и звонки. Во время осмотра объекта не отвлекался, но слышал, что кто-то ему таки писал. Вадим остался в одном из домов — ему было поручено самостоятельно сделать втык бригаде за обнаруженную халтуру. Ничего критичного, но должно ведь быть идеально, а не удовлетворительно. Да и для Вадима тоже опыт. В конце концов, парень-то явно амбициозный. Вот пусть учится подкреплять амбиции действиями. Сопоставлять представления о своих способностях и свою же реальность.
Копошащийся в телефоне Высоцкий слышал стук каблуков. И даже отмечал, что движутся они явно в его сторону, но совсем не ожидал, что остановятся практически за спиной. Что за стуком последует сначала несмелое покашливание, а потом тихое:
— К-корней В-владимирович. З-здравствуйте…
* * *
Пусть он думал о Ланцовой больше, чем стоило бы, но не ожидал, что она материализуется здесь и сейчас.
А она материализовалась.
Стояла, сцепив руки в замке, уже краснея, хотя, казалось бы, с чего вдруг? Взгляд отводила, головой то и дело потряхивала, отгоняя с лица волосы.
— Привет. Какими судьбами здесь? — из-под опущенных ресниц следила, как он разворачивается, прячет телефон в карман. На ответное приветствие и вопрос отреагировала странно — будто вздрогнула. Хотя с чего дрожать-то?
— В м-магазин иду. Через к-комплекс ближе… — снова сказала, запинаясь. В глаза смотреть не рисковала. Действительно какая-то испуганная.
— Молодец, — Высоцкий чуть склонил голову, изучая девичье лицо. Вроде бы должно быть все равно, чего и с чего вдруг она боится. А ему стало любопытно. — Как дела у бабушки?
Он задал вероятно не самый тактичный вопрос, поймал-таки мимолетный испуганный девичий взгляд, но она почти сразу снова опустила глаза.
— Все нормально, спасибо, — ответила уже без заикания, но все же как-то слишком тихо.
— У тебя все хорошо? Ты странно себя ведешь…
И он мог бы проигнорировать все это. Хотя не просто «мог бы», а даже «должен был». Но вместе этого родился очередной вопрос. Почему-то.
— Все хорошо! — ответ с излишним энтузиазмом же позволил сильнее убедиться в том, что таки не показалось — ведет себя Ланцова странно.
Если раньше держала руки в замке, теперь и вовсе схватилась на подол и без того короткого платья, комкая его, только сильнее оголяя ноги.
— Ты что-то хотела или просто поздороваться? — понимая, что более развернутый ответ не последует, Корнея задал следующий вопрос. И сам не знал, чего больше хотел: услышать «просто поздороваться», и чтобы девочка проследовала в свой магазин, или разобраться все же — в чем причина странного поведения. Надежд на то, что это как-то связано с решением по дому, Корней не имел. Надежды — вообще не его сфера деятельности.
— П-поздороваться, — Аня же снова выдавила из себя слово с явной заминкой. Потом замерла на секунду, только сейчас поняла, что комкает подол, отпустила его, расправила ткань, глубоко вдохнула, вскинула взгляд… — И спросить…
— Спрашивай. — Произнесено было настолько фатально, что Высоцкий не смог сдержать полуулыбку. Складывалось впечатление, что у него на глазах решается человеческая жизнь. Так серьезно ко всему можно относиться только в девятнадцать. Хотя он и в девятнадцать таким не был, кажется. — Если ты о стажировке — то я помню. Когда будет что-то ясно — наберу тебя. Или ты уже передумала? Нашла место получше?
— Нет! Нет! Не передумала! — Аня сказала слишком быстро и громко. Сама это поняла, стало немного стыдно. А когда и щеки загорелись — еще сильней. Высоцкий же снова усмехнулся.
— Это правильно.
Ответил, замолк на какое-то время. Не испытывая и намека на неудобства. Не пытаясь облегчить ее участь, говоря что-то еще. Сама же Аня стояла и решалась. Сказать о Вадиме? Сказать о доме? Хоть что-то сказать?
— Вы сказали, что уезжаете в конце лета…
— Да. Во вторник. Вернусь через неделю. Зачем интересуешься?
— Просто, — Аня кивнула, получив четкий ответ, а потом плечами передернула — не давая такой же. Вероятно, это в нем и привлекало — четкость и честность. Вероятно, поэтому ему с ними, сомневающимися девочками и бабушками, и сложно — они-то передергивают плечами…
— Если у тебя возникнут вопросы — ты можешь задавать их Вадиму. Я так понимаю, вы подружились… — Корней сказал спокойно, но особенно пристально следил за реакцией. И сам не знал, почему зафиксировать ее было так важно, но фиксировал. Во-первых, покраснела сильней. Во-вторых, сглотнула непроизвольно. В-третьих, снова потянулась пальцами к подолу платья. В-четвертых, вскинула взгляд на мгновение. Будто извинительные. И как хочешь — так и понимай.
— Вы доверяете ему? — задала совершенно непонятный вопрос, глядя на карман его пиджака, не моргая.
— Доверяю.
Корней ответил односложно, правдиво. Оснований не доверять Вадиму у него не было. Были основания контролировать и тормозить. Парню свойственны некоторые качества, которые казались Высоцкому не слишком конструктивными, способными помешать и общему делу, и ему лично. Но подстав от помощника он не ждал. Иначе… Элементарно переоценил его умственные способности. Потому что рубить сук, на котором сидишь, может только отпетый идиот.
Аня же отреагировала неоднозначно. Кивнула, опустила взгляд на землю, снова вздохнула.
— Бабушка хочет продать дом… — сказала тихо, перескакивая с темы на тему.
— Сама решила или ты уговорила? — Анино откровение не заставило сердце Высоцкого сбиться с ритма, даже радость он не испытал. Просто потому что говорить «гоп», если прыжок еще впереди — не в его стиле. А вот узнать, с чего вдруг переговорная позиция изменилась — было интересно.
— Сама. Я… Я по-прежнему считаю, что мы вам ничего не должны.
— Вы и не должны. Но и вам никто ничего не должен.
