Юморок у неё специфический…
Забираю первое попавшееся такси. Домой ехать не вариант, там могут быть какие-нибудь сюрпризы, и я еду в среднего класса гостиницу. Не сообщая никому из своих, что уже вернулся.
Она смотрит в окно такси на ночной город, не снимая своих очков. Мне хочется ей сказать, чтобы сняла, темно ведь, но вспоминаю её «я слепа».
– Мара…
– М?
– А почему ты в ссылке?
– Известное дело, почему, – вздыхает она. – Только одна есть причина.
– И какая же?
– Вмешательство в узор мироздания.
– Ты подправила свою судьбу?
– Свою каждый может править так, как считает нужным. Я вмешалась в чужую.
– Ты сожалеешь?
– Нет, – ухмыляется она. – Всё идет согласно плану. Но если ты имеешь в виду, испытываю ли я дискомфорт, то естественно.
– А разве сейчас ты не вмешиваешься в мою судьбу?
– Нет. Я делаю то, что нам обоим предопределено.
– Ты очень крутая сказочница. Не даёшь ни одного ответа, но слушать тебя хочется, не останавливаясь. Не вмешиваешься, значит… То есть, умру я или не умру от тебя не зависит.
– Ты умрёшь. Все умирают.
– Окей! Когда я умру.
– Принципиально – не зависит.
– И я мог бы не ехать к тебе.
– Нет, не мог бы. Тебе было предопределено приехать.
– А если я сейчас выстрелю тебе в голову – это тоже так было задумано?
– Я умру не от пули. Ты не выстрелишь.
– Кто знает, как ляжет карта…
– Любой из Прави, – лениво ухмыляется она.
– А очень хочется выстрелить!
– Это инфантильный протест против чужой воли.
Нда…
– А почему инфантильный?
– Любой протест инфантилен. Зрелый дух знает, что всё – иллюзия и продукт его состояния. Он или принимает себя, или работает над собой.
«Ой, всё!» Я закатываю глаза, раздражаясь на эту её странную эпичность в рассуждениях.
– Так ты слепа?
– Да, – поворачивается ко мне.
А ориентируется в пространстве она отлично.
– Ты как-нибудь видишь меня?
– Как-нибудь вижу, – кивает.
– Как?
Она снимает очки.
– Так, – закрывает она свой карий глаз, оставляя бирюзовый, – я вижу тебя через Навь. Я вижу влияние духов, как ты вплетён в нижние сферы, всех лярв, которые жрут тебя, твою смерть, твои сны, твои инстинкты, травмы…
Меняет руку, закрывая голубой и оставляя карий:
– Так я вижу тебя через Славь: твой род, твоих предков, твоё предназначение, твои мотивы, судьбу.
– Так…
Мара издаёт низкий, чуть уловимый в вибрации двигателя машины звук и нахмуренно отворачивает лицо, словно прислушиваясь.
– Я вижу твою форму, твоё тело, твою плотность, твои движения… Каждую твою родинку, шрам, морщинку, любой сосуд на любом из твоих органов.
– Как летучая мышь?!
– Да. Эхолокация. А ещё так…
Неожиданно берёт меня за руку, и я почему-то начинаю оглядываться на окна.
– Так тоже, да… – отпускает она мою руку.
Я ещё не переварил эхолокацию и не совсем понимаю её последний жест. Нет, я слышал, конечно, что у некоторых людей есть к этому врождённая чувствительность, и это можно развивать. Но настолько, чтобы ориентироваться, как с обычным зрением?... Сомневаюсь! А у Мары не возникает проблем с ориентацией!
И вообще, ощущение такое, что она просто играет со мной. А на самом деле вполне себе зряча. Фантазии у неё не уступают чувству юмора. Ладно, мне не принципиально, как именно она видит. Мне надо, чтобы она увидела для меня искомого человека любым из своих способов.
Такси тормозит. Расплачиваюсь. Беру двухместный номер. Заказываю нам роскошный ужин с бутылочкой вина из ближайшего ресторана.
– Присоединишься? – наливаю ей бокал. – Это повкуснее твоих мухоморов.
– Это как посмотреть.
Но бокал берёт.
– Рассказывай, Серый.
– Моя семья является частью одной более могущественной «семьи». И мой отец до момента его смерти был поставленной «головой» на одну из сфер дохода этой «семьи». Сеть подпольных VIP-казино. Мой брат занимался финансовой стороной, клиентурой… Я…
– А ты убивал.
– Не совсем. Я занимался персоналом. Не всем, а только тем, который, выйдя из бизнеса, забывал «подписку о неразглашении».
– Омерта?
– Не так пафосно, но в целом типа того. Ты осуждаешь?
– Я не вижу на тебе чужой крови. Вы все внутри «семьи» уже очень давно, и убивали друг друга тысячи раз. Это ваша форма сосуществования. Странно осуждать хищника за то, что он не вырос травоядным.
– Хм… Короче. Старшие были довольны работой отца. Очевидной конкуренции у него не было. Так как внутри организации управление переходит по наследству, мой младший брат был утверждён как будущий преемник. И совершенно непонятно, откуда вдруг серия заказных убийств. За неделю убрали всех. Остались только я и беременная жена отца. На меня тоже было покушение. Не знаю, угрожает ли опасность Илге…
– Я могу посмотреть на неё? Покажи.
Отыскиваю фотку со свадьбы отца на телефоне. Протягиваю.
– Нет, – качает головой Мара. – Здесь нет для меня изображения. Мне нужно что-то более реальное. А лучше – она сама.
– Тогда завтра.
– Ты должен показать мне женщин твоей большой «семьи», твоя темноволосая оттуда.
– Почему?
– Иор. Она чужая, но она своя.
Глава 8 - Омерта
Всю ночь мне снятся кошмары, меня словно опять втягивает в то ебучее зеркало. И накатывают этот лязг, шум, гул и ужас. И я мечусь по кровати, зависая между сном и явью в каком-то параличе, понимая, что уже не сплю, но всё ещё не в силах проснуться. От невозможности хоть как-нибудь управлять телом накатывает ещё большее чувство ужаса. И так меня колбасит, пока вдруг не чувствую, как рядом ложится Мара и кладёт прохладную ладонь мне на лоб. И я проваливаюсь в спокойную темноту без сновидений.
Утром её уже нет. Слышу шум воды из душевой. Поднимаю соседнюю подушку, вдыхаю её запах – полынно-хвойный. И мне жаль, что она сейчас смывает его с себя. Потому что мне вставляет этот её странный запах.
