Лучший друг насмешливо закатил глаза.
— Честно говоря, Дарингтон, я тоскую по веселому времени. Помнишь счастливые деньки, когда ты еще морщился при одном лишь напоминании о женитьбе и не знал точного значения слова «мораль»? — Лорд Стюарт нетвердо стоял на коньках рядом с другом, смотрел, как гости притворяются, будто получают удовольствие от нелепой затеи, и раздраженно ворчал. — А ты даже произнес больше трех слов подряд, — заметил он.
Терранс многозначительно поднял бровь.
— Согласен, старина, комплимент действительно сомнительный. Но, Дарингтон, порой ты напоминаешь неисправимого сноба: такое чувство, что, считаешь, меня дураком и не желаешь разговаривать, чтобы не опускаться до уровня банальности.
— Справедливое утверждение.
Лорд Стюарт невесело усмехнулся, молитвенно воздел руки и с наигранным драматизмом воскликнул:
— Он разговаривает! Терранс засмеялся.
— Пожалуй, пора приступать к рыцарским обязанностям. — Он сунул приятелю пустой бокал и поехал спасать прекрасную Каролину.
Мисс Шелтон-Харт покинула его еще по дороге. Не проехав и половины пути до пирса, возле которого Морланды устроили каток, потребовала отвезти ее обратно домой. Изнеженная красавица жаловалась на холод, усталость и миллион других неудобств, о которых маркизу даже не хотелось слушать.
Ужасно, конечно, но он искренне обрадовался. Молодая особа оказалась поистине несносной, а тот факт, что в списке Рональда она числилась под вторым номером, убедительно подтверждал несостоятельность самого списка.
Терранс ловко объехал слугу, толкавшего по льду тележку с угощениями, и остановился возле леди Старлинг.
— Каролина, — решительно обратился он и властно положил руку на тонкую талию, — покатайтесь со мной.
Дональд возмущенно задрал длинный нос.
— Лорд Дарингтон, — презрительно фыркнул он. Парню не стоило презрительно фыркать, его это совсем не украшало. — Слышал, вы решились, наконец, покинуть пещеру и вернуться в общество?
— Правильно слышали. — Терранс легко оттолкнулся и умчался, увлекая за собой Каролину. Мистер Спенс остался наедине со своим презрением.
Они долго ехали молча. Каролина прекрасно держалась на коньках. Маркиз заметил, что рядом с ней очень удобно — так же хорошо, как и лицом к лицу. Вывод: они отлично подходят друг другу.
— Спасибо, — вдруг произнесла леди Старлинг. Терранс удивленно посмотрел сверху вниз. Она была прекрасна. Капюшон с меховой отделкой мягко обрамлял лицо, подчеркивая нежный румянец и сияние глаз.
— Вы прелестны, — заметил он. — Розовый цвет удивительно вам идет.
Румянец стал еще ярче, и Каролина отвернулась, внезапно заинтересовавшись небольшим оркестром из дюжины музыкантов, который играл на пирсе.
— А вы невероятный лжец, лорд Дарингтон. — За утверждением последовал тихий, похожий на смех звук. Однако Терранс знал, что это не смех. Или не совсем смех. — Уверена, что никто и никогда не назовет меня прелестной.
— Я только что назвал.
Она подняла зеленые глаза и теперь уже засмеялась по-настоящему:
— Да, действительно.
Лорд Дарингтон попытался придумать, как лучше сказать то, что хотелось сказать. В итоге произнес:
— У вас нет оснований, считать себя некрасивой.
Вариант, конечно, не идеальный, но ничего. Сойдет.
— О, разумеется, нет, — быстро ответила леди Старлинг. — То есть… не могу утверждать наверняка, что не дурнушка… — Она запуталась и покачала головой. — Сама не знаю, что говорю. Наверное, так: я не дурнушка, но и не красавица. Скорее всего, где-то в серединке.
— Значит, вы совершенны.
Она споткнулась и едва не упала, но маркиз держал надежно.
Да, совершенна и безупречна, подумал он и еще крепче обнял за талию. Не слишком худая, но и не полная. Одним словом, идеальная.
Но в этот миг он вспомнил мягкие губы под своими губами, сладкое дыхание, горячее объятие и решил, что леди Каролина совершеннее совершенства, безупречнее безупречности и идеальнее идеала. Он считал так вовсе не потому, что безумно хотел овладеть ею прямо здесь, на льду, и любить, пока глаза не заблестят подобно изумрудам. Нет, совершенно не поэтому.
А может быть, все-таки поэтому? Трудно сказать…
Прекрасной она была независимо от оценки, сама по себе. Когда плакала, глаза казались бездонными зелеными озерами. И когда целовала его — тоже. И даже когда кричала на него. Да, леди Каролина Старлинг таила в душе страсть, способную принести мужчине счастье.
Если, конечно, мужчина способен что-то заметить, помимо своих охотничьих собак. Терранс мрачно взглянул на лорда Пеллеринга.
Лорд Пеллеринг никогда не заметит страсти. Он вообще вряд ли признает существование страсти в ком-то, кто не лает на луну и не загоняет лис на деревья.
Признаться, в последние дни Терранс начал надеяться, что именно ему суждено выпустить ее страсть на волю и поддерживать огонь в более устойчивом режиме, чем нынешние отдельные вспышки. Можно сказать, он не сомневался в собственных силах.
Но вот убедить леди Каролину — задача не из легких. Цель достойная, но труднодостижимая.
До сих пор Терранс просто держал спутницу за руку, но сейчас надежно переплел пальцы.
Она вздрогнула — дрожь пронзила ладонь и эхом отдалась в груди.
— Замерзли?
Вместо ответа Каролина молча покачала головой.
— Почему вы плакали в театре?
Услышав вопрос, она занервничала, однако вскоре успокоилась и смягчилась. Вздохнула.
— Не знаю.
— Понятно…
Она снова вспыхнула и теперь уже не смогла освободиться от нервного напряжения. Терранс знал, что снова невольно провоцирует ее гнев. Почему-то подобное случалось нередко.
Каролина попыталась вырваться, но маркиз не отпустил, хотя они едва не врезались в сугроб.
— Знаете, лорд Дарингтон, вы ведете себя еще более самоуверенно, чем Виконт.
Хм, виконт? Терранс задумался. О каком виконте может идти речь?
Самоуверенный? Терранс едва не рассмеялся. Разве можно назвать самоуверенным его — человека, с трудом выражавшего собственные мысли, которого всего лишь два года назад объявили ненормальным? Нет, ему подобное определение вряд ли подходит.
Однако внезапно вспомнилось, что и Рональд говорил примерно то же самое. Очевидно, во всем виновато молчание.
Рональд все понимал. Каролина не понимала ничего.
Слуги и обитатели Айви-Парка тоже далеко не сразу привыкли к манерам нового господина.
— Я… — Он попытался найти необходимые слова и после напряженного размышления произнес: — Я никогда не заставлю вас плакать.
