– Которая хочет поселиться в Бате, – напомнил ей он.
– Я не одна, – с жаром возразила Онория, и Маркус испугался, что ему послышалось рыдание в её голосе. Но если Онория и была близка к слезам, ей удалось с ним справиться, поскольку она представляла собой воплощение гнева и негодования, когда произнесла:
– У меня есть дюжины кузин. Дюжины. И четыре сестры, которые заберут меня к себе в мгновение ока, если сочтут необходимым.
– Онория…
– И у меня есть брат, даже если мы не знаем, где он сейчас. Я не нуждаюсь в…
Она замолчала и моргнула, словно сама поразилась своим словам.
Но она всё равно произнесла это:
– Я не нуждаюсь в тебе.
Повисла пугающая тишина. Маркус не думал о бесчисленных обедах за одним с ней столом. Или о семейных пантомимах, в которых он всегда изображал дерево. Эти представления были ужасными, все до единого, но он дорожил каждым листочком и каждой веточкой тех минут. Ему не нужны были ведущие роли, он вообще не любил выступать, но ему нравилось участвовать. С ними. Как одна семья.
Но сейчас Маркус не задумывался об этом. Он ни о чём таком не помышлял, стоя там и глядя на девочку, которая сказала, что он ей не нужен.
И, возможно, она действительно не нуждается в нём.
И к тому же, возможно, она уже не девочка.
Чёрт побери.
Он выдохнул воздух, который задерживал, и напомнил себе, что её мысли и чувства не в счёт. Дэниел просил позаботиться об его сестре, и он будет присматривать за ней.
– Тебе нужна… – Он вздохнул, пытаясь придумать, как сказать, чтобы не вывести её из себя. Такого способа не существует, как он понял, поэтому просто сказал как есть. – Тебе нужна помощь.
Онория отшатнулась:
– Ты предлагаешь себя в качестве моего опекуна?
– Нет, – страстно заверил её Маркус. – Нет, поверь мне, я бы ни за что не хотел этого.
Она снова скрестила руки:
– Потому что я – тяжкий крест.
– Нет!
Милостивый Боже, как разговор мог принять такой оборот?
– Я только хочу помочь, – пояснил он.
– Мне не нужен ещё один брат, – отрезала она.
– Я не хочу быть твоим братом, – парировал Маркус. И тут он снова увидел её другими глазами. Возможно, дело в её взгляде, или коже, горящей румянцем. Или в том, как она дышит. Или в очертании щеки. Или в пятнышке на её…
– У тебя грязь на щеке, – произнёс он, протягивая Онории платок. Никакой грязи не было, но ему необходимо каким-то способом сменить тему. Прямо сейчас.
Девушка вытерла щёку платком, посмотрела на по-прежнему белоснежную ткань и вытёрла снова.
– Больше нет, – сказал Маркус.
Онория возвратила ему платок и продолжала стоять на том же месте, глядя на него тяжело и угрюмо. Она сейчас выглядела как двенадцатилетняя, или, по крайней мере, у неё было точно такое же выражение лица, что его вполне устраивало.
– Онория, – осторожно начал он. – Как друг Дэниела…
– Не надо.
И всё. Просто не надо.
Маркус глубоко вдохнул, пытаясь использовать передышку для того, чтобы подобрать слова.
– Почему тебе так трудно принять помощь?
– А тебе легко? – возразила она.
Он уставился на неё.
– Тебе нравится принимать помощь других людей? – пояснила Онория.
– Зависит от того, кто её предлагает.
– Например, я. – Она скрестила руки, почему-то удовлетворившись его ответом, хотя он даже ради спасения собственной души не смог бы понять, что её обрадовало. – Ты только представь. Представь, что мы поменялись ролями.
– Если предположить, что речь идёт о предмете, в котором у тебя есть некоторый опыт, то да, я был бы рад принять твою помощь. – Маркус тоже скрестил руки, он был весьма доволен собой. Получился идеальный ответ, успокаивающий и приятный. И ничего не значащий.
Он ждал возражений Онории, но через несколько мгновений она лишь качнула головой и сказала:
– Мне пора возвращаться.
– Они заметят твоё отсутствие?
– Им давно стоило бы заметить, – пробормотала она.
– Ах, да, вывихнутая лодыжка, – сочувственно кивнул Маркус.
Онория повернулась с хмурым видом и зашагала прочь. В неправильном направлении.
– Онория!
Она повернулась. Маркусу стоило большого труда сдерживать улыбку, пока он показывал ей, куда нужно идти.
– Брикстэн находится там.
У Онории задрожал подбородок, но она только поблагодарила и повернулась. Повернулась слишком быстро и потеряла равновесие. Она вскрикнула, пытаясь устоять на ногах, и Маркус сделал то, что инстинктивно делает любой джентльмен. Он поспешил поддержать её.
Только его нога угодила в ту самую проклятую лже-кротовью нору.
Следующий возглас принадлежал ему, и, стыдно признаться, состоял из богохульных выражений. Они оба стали падать, когда он споткнулся, и с глухим стуком повалились на влажную землю. Онория упала на спину, а Маркус – на неё сверху.
Он немедленно поднялся на локтях, чтобы освободить девушку от тяжести своего веса, и посмотрел на неё. Маркус твердил себе, что делает это, чтобы проверить, как она. Он собирался спросить её об этом, как только отдышится. Но когда Маркус посмотрел на Онорию, она сама пыталась отдышаться. Её губы были раскрыты, глаза затуманены, и Маркус поступил так, как инстинктивно поступает каждый мужчина. Он наклонился, чтобы поцеловать её.
Глава 5
Какое-то время Онория стояла на ногах, – о, хорошо, она почти стояла на ногах, но недолго. Ей так отчаянно хотелось как можно скорее уйти от Маркуса, что она развернулась слишком резко, поскользнулась на влажной земле и потеряла равновесие.
Девушке почти удалось избежать падения, и она могла бы устоять, если бы Маркус в буквальном смысле не налетел на неё с воздуха.
Его плечо угодило Онории прямо в живот, как будто самого столкновения было недостаточно. Она задохнулась, они оба рухнули на землю, и Маркус упал прямо на неё.
В этот момент Онория перестала связно мыслить. До этого она никогда не оказывалась в столь непосредственной близости к мужскому телу – силы небесные, как такое могло с ней произойти? Ей приходилось танцевать вальс, иногда находясь к партнёру ближе, чем допускается приличиями, но
этоне шло ни в какое сравнение. Тяжесть тела Маркуса, исходящий от него жар. Ощущение было странно примитивным и, что было ещё более странным, к нему примешивалось некоторое удовольствие.
Онория шевельнула губами в попытке заговорить, оставаясь в лежачем положении и глядя на него, но не смогла подобрать слов. Маркус показался ей другим человеком. Она знала его почти столько, сколько помнила себя. Как это возможно, что она не замечала форму его губ? Или глаз? Она знала, что у него карие глаза, но теперь её поразил их насыщенный цвет, с янтарными отблесками возле края радужки. А теперь его глаза, кажется, меняются в цвете, в то время как он придвигается ближе…
