– Не имеет значения, чего хочет она, – ответила Сара. – Маркус ею не интересуется.
– Знаю, – тихо сказала Онория. – Но я также не думаю, что он интересуется мной.
– Ты подожди, – проговорила Сара, поворачиваясь, чтобы заглянуть ей в глаза. – Просто подожди.
Через час или около того Онория стояла над пустым блюдом на столе с десертами, поздравляя себя с тем, что ей удалось схватить последний эклер, когда Маркус подошёл, чтобы пригласить её на вальс.
– Тебе достался хоть один? – спросила она.
– Что именно?
– Эклер. Они божественно вкусные. Ох. – Она попыталась сдержать улыбку. – Прости. Судя по твоему лицу, я вижу, что нет.
– Я весь вечер пытался пробиться сюда, – заметил он.
– Возможно, где-то есть ещё эклеры, – сказала Онория, изображая изо всех сил оптимизм.
Маркус посмотрел на неё, подняв одну бровь.
– Вероятно, нет, – сказала она. – Мне так жаль. Но мы можем спросить у леди Бриджертон, где она их заказала. Либо, если эти эклеры приготовила её кухарка, – Онория постаралась принять коварный вид, – то, возможно, нам удастся её переманить.
– Либо мы можем просто потанцевать, – улыбнулся он.
– Можем, – с радостью согласилась она.
Онория положила руку поверх руки Маркуса и позволила ему вывести себя в центр зала. Им уже доводилось танцевать друг с другом, один-два раза они даже вальсировали, но сегодня всё было по-другому. Ещё не заиграла музыка, как Онория почувствовала, что скользит, безо всяких усилий двигаясь по полированному паркету. А когда рука Маркуса оказалась у неё на спине, и она взглянула ему в глаза, горячий жар забурлил в ней.
Её тело стало невесомым. Дыхание прервалось. Она чувствовала себя голодной и жаждущей. Ей хотелось чего-то такого, что она сама не могла объяснить, и желание это достигло такой силы, что должно было напугать её.
Но она не испугалась. Не теперь, когда рука Маркуса лежит у неё на талии. В его объятиях Онории было спокойно, хотя её тело изнывало от неистовства. Жар его кожи просачивался сквозь её одежду, словно опьяняющий напиток, который заставлял девушку желать приподняться на носочки и воспарить в небеса.
Она хочет Маркуса. В эту самую минуту её осенило. Это желание.
Неудивительно, что девушки теряют репутацию из-за страсти. Онория слышала о девушках, которые «совершали ошибки». Люди шептались, что они развратницы и сошли с праведного пути. Онория этого никогда не понимала. Как можно променять благополучную и безопасную жизнь на одну ночь страсти?
Теперь ей известно, как. И ей хочется того же самого.
– Онория? – Голос Маркуса достиг её слуха, словно звездопад.
Она подняла на него взгляд и обнаружила, что он с любопытством смотрит на неё. Заиграла музыка, но Онория не сделала ни единого шага.
Он вопросительно наклонил голову. Но говорить ему не пришлось, как не нужно было отвечать и самой Онории. Вместо этого она сжала его руку, и они начали танец.
Мелодия кружилась и взлетала, и Онория следовала за Маркусом, не отрывая глаз от его лица. Музыка несла её, и впервые в жизни Онории показалось, что она поняла, что значит танцевать. Её ноги двигались в идеальном для вальса ритме – раз-два-три, и сердце её парило.
Она чувствовала пение скрипок всей кожей. От деревянных духовых инструментов покалывало в носу. Онория превратилась в одно целое с музыкой, и когда танец закончился, когда они с Маркусом расстались, она ответила реверансом на его поклон и ощутила себя опустошённой.
– Онория? – тихо окликнул её Маркус. Он выглядел встревоженным. Но не тревогой «ах, как бы мне вскружить ей голову». Нет, это определённо ближе к «Боже милостивый, да она нездорова».
Маркус совсем не похож на влюблённого мужчину. Он выглядит как человек, который озабочен тем, что стоит рядом с человеком, страдающим от несварения.
После танца с ним Онория чувствовала себя переродившейся. Она, которая не могла запомнить ни одной мелодии и не умела отстукивать ритм ногой, стала волшебной феей в его объятиях. Этот вальс она провела словно в раю, и её убивало то, что он не почувствовал этого.
Она едва стояла на ногах, а Маркус…
Выглядел как Маркус.
Тот самый прежний Маркус, для которого она была обузой и тяжким бременем. Не самым неприятным бременем, но тем не менее. Онория знает, почему он не может дождаться возвращения Дэниела в Англию. Приезд её брата означает, что Маркус сможет покинуть Лондон и возвратиться в поместье, где он чувствует себя счастливым. Это означает, что он станет свободным.
Маркус снова произнёс её имя, и Онории удалось отвлечься от своих мыслей.
– Маркус, – резко произнесла она. – Ты почему здесь?
Какое-то время он смотрел на неё так, словно ей удалось отрастить вторую голову.
– Меня пригласили, – ответил он с некоторым возмущением.
– Нет, – у Онории заболело сердце, ей хотелось потереть глаза, а больше всего хотелось разрыдаться. – Не почему ты на балу, а почему ты в Лондоне?
Маркус подозрительно прищурился:
– А почему ты спрашиваешь?
-Потому что ты ненавидишь Лондон.
Он поправил шейный платок:
– Не то чтобы ненавижу…
– Ты ненавидишь Сезоны, – перебила Онория. – Ты сам мне так говорил.
Он начал говорить, но остановился на полуслове. Тут Онория вспомнила, что он не умеет лгать. И никогда не умел. Однажды, в детстве, они с Дэниелом уронили люстру с потолка. До сегодняшнего дня Онория так и не поняла, как им это удалось. Когда леди Уинстед потребовала сознаться в содеянном, Дэниел самым очаровательным образом лгал ей в лицо, так что Онория видела, что мать не в состоянии определить, где правда, а где ложь.
А вот Маркус весь покраснел и стал дёргать воротник, словно у него чешется шея.
Именно так, как он делает прямо сейчас.
– У меня здесь есть… обязательства, – неловко проговорил он.
Обязательства
.
– Понимаю, – выговорила Онория, почти подавившись этим словом.
– Онория, с тобой всё хорошо?
– Прекрасно! – огрызнулась она, ненавидя себя за недостаточную сдержанность. В конце концов, он не виноват, что Дэниел взвалил на него… ну, её. А ещё Маркус не виноват в том, что согласился на «опекунство». Любой джентльмен поступил бы точно так же.
Маркус стоял неподвижно, но его взгляд метался по сторонам, словно он искал объяснения её странному поведению.
– Ты злишься… – проговорил он тоном успокаивающим и даже немного снисходительным.
– Я не злюсь, – отрезала она.
Большинство людей стали бы возражать, говоря, что у неё сердитый голос, но Маркус всего лишь посмотрел на неё в этой своей раздражающе спокойной манере.
