Он полагал, это наилучший выход из ситуации.
– Ты знаешь, что сегодня наш восемнадцатый концерт? – спросила леди Уинстед.
Он не знал.
– Все они прошли с успехом, и тут такое.
– Возможно, гувернантка окажется по-настоящему талантливой, – попытался утешить её Маркус.
Леди Уинстед посмотрела него с раздражением:
– Талант мало что значит, если репетировать всего шесть часов.
Маркус испугался, что беседа пойдёт по кругу, поэтому он деликатно предложил свою помощь, ожидая услышать отказ, который позволил бы ему насладиться стаканом бренди в гостиной.
Но, к его полному изумлению и, честно говоря, ужасу, леди Уинстед лихорадочно сжала его руку и сказала:
– Да!
Маркус обомлел:
– Простите?
– Ты сможешь отнести девочкам немного лимонаду?
Она хочет, чтобы он…
– Что?
– Все заняты. Все. – Она развела руками, словно показывая, сколько работы. – Лакеи уже трижды переставляли стулья.
Маркус оглядел зал, недоумевая, что может быть сложного в двенадцати одинаковых рядах стульев.
– Вы хотите, чтобы я принёс им лимонад, – повторил он.
– Они умирают от жажды, – пояснила леди.
– Разве они ещё и поют?
Господи, какой ужас.
Она раздражённо поджала губы:
– Нет, конечно. Но они репетировали весь день. Это очень изматывающий труд. Ты играешь?
– На инструменте? Нет.
Отец не счёл это необходимым, когда он учился.
– Тогда тебе не понять, – трагически вымолвила леди Уинстед. – Бедные девочки совсем измучены.
– Лимонад, – повторил снова Маркус, гадая, хочет ли она, чтобы он подал его на подносе. – Хорошо.
Её брови поднялись, словно медлительность графа раздражала её.
– Полагаю, у тебя хватит сил донести кувшин?
Совокупность оскорблений уже перестала задевать его.
– Думаю, я справлюсь, – сухо ответил Маркус.
– Хорошо. Лимонад находится там, – она показала на стол. – А Онория за той дверью.
– Одна Онория?
Она прищурилась:
– Нет, конечно. Это же квартет.
С этими словами она отошла, раздавая указания лакеям, следя за горничными и надзирая за процессом, который, по мнению Маркуса, не нуждался во вмешательстве.
Он подошёл к сервировочному столику и взял кувшин с лимонадом. Стаканы ещё не выставили, что заставило его задуматься над тем, не рассчитывает ли леди Уинстед на то, что он станет лить лимонад прямо в горло «бедным девочкам».
Маркус улыбнулся. Забавно представить себе это зрелище.
С кувшином в руке он подошёл к двери, на которую указывала леди Уинстед, стараясь не шуметь, чтобы не нарушить течение репетиции.
Но никакой репетиции не было.
Вместо этого Маркус увидел четырёх женщин, которые спорили так ожесточённо, словно от этого зависели судьба Британии. Ну, на самом деле, спорили только трое. Сидевшая у фортепиано девушка, очевидно гувернантка, мудро воздерживалась от участия в дискуссии.
Примечательно, что все три Смайт-Смит ухитрялись проделывать это, не повышая голосов. Очевидно, это было тактические соглашение, как он предполагал, заключённое в виду того, что скоро в соседнем зале начнут собираться гости.
– Если бы ты хоть немного улыбалась, Айрис, – прошипела Онория, – нам всем было бы легче.
– Это кому? Тебе? Поскольку я могу тебя заверить, что
мнеот этого легче не станет.
– Мне всё равно, будет она улыбаться или нет, – проговорила другая. – Меня не волнует, улыбается ли она вообще. Она злюка.
– Дейзи! – воскликнула Онория.
Дейзи сощурилась и посмотрела на Айрис:
– Ты злюка.
– А ты идиотка.
Маркус перевёл взгляд на гувернантку. Она опустила голову на инструмент, что заставило его задуматься над тем, как долго продолжается спор трёх представительниц семьи Смайт-Смит.
– Ты можешь попытаться улыбнуться? – сердито спросила Онория.
Айрис растянула губы в столь пугающей гримасе, что Маркус едва не сбежал.
– Господи помилуй, – пробормотала Онория. – Больше так не делай.
– Трудно изображать хорошее настроение, когда больше всего на свете хочется выпрыгнуть в окно.
– Окно закрыто, – заметила Дейзи.
Айрис ответила ей кровожадным взглядом:
– Вот именно.
– Прошу вас, – взмолилась Онория. – Давайте просто сделаем это?
– А я думаю, мы играем просто отлично, – фыркнула Дейзи. – Никто не заподозрит, что у нас было всего шесть часов, чтобы репетировать с Анной.
Гувернантка подняла голову, услышав своё имя, но едва стало ясно, что отвечать ей не требуется, снова приняла прежнюю позу.
Айрис набросилась на сестру с чувством, опасно близким к злобе:
– Тебе не отличить хорошую… Ой! Онория!
– Прости. Это был мой локоть? Извини.
– Прямо в рёбра!
Как Маркус понял, Онория шепнула Айрис что-то, предназначенное только ей, но это явно касалось Дейзи, поскольку Айрис смерила младшую сестру пренебрежительным взглядом, закатила глаза и процедила:
– Хорошо.
Маркус снова посмотрел на гувернантку. Кажется, та пересчитывала пятна на потолке.
– Сыграем в последний раз? – предложила Онория устало, но твёрдо.
– Не думаю, что это поможет, – эти слова, разумеется, исходили от Айрис.
Дейзи испепелила её взглядом и отрезала:
– Практика приводит к совершенству.
Маркусу показалось, что гувернантка пытается сдержать смех. Тут она подняла взгляд и заметила его, стоящего с кувшином лимонада. Он приложил палец к губам, девушка слегка кивнула, улыбнулась и повернулась к пианино.
– Готовы? – спросила Онория.
Скрипачки подняли свои инструменты. Руки гувернантки легли на клавиши. Айрис издала душераздирающий стон, однако взялась за виолончель.
И тут начался подлинный кошмар.
Глава 20
Ни за что на свете Маркус не мог бы описать звуки, исходившие от инструментов в репетиционной зале Смайт-Смитов. К тому же ему не хватало уверенности в том, что подобные слова можно употреблять в приличном обществе. Он был не склонен называть это явление музыкой. Честно говоря, оно гораздо больше напоминало грозное оружие, чем что-либо другое.
