В машине едем молча. У Андрея часто звонит телефон: он вначале не берет трубку, а когда звонки становятся частыми и навязчивыми, просто отключает связь, выдавая ругательство, которое я не могу разобрать, настолько тихо он его произносит.
Едва захожу в больницу, сразу иду к дежурному окну, где мне вызывают медицинскую сестру, которая появившись по фамилии в журнале нашла моего сына, объяснила что мой ребенок в общей палате, диагноз воспаление легких, назначены антибиотики, которые ему будут давать в течении десяти дней. Я впитываю информацию, прошу увидеться с сыном, но мне невозмутимо сообщают, что сейчас нет посещений, ребенок не в отдельной палате, а потому условия у него как у всех, стандартные.
— Там мой сын, я не посторонний человек! — я взрываюсь, переходя на крик не замечая этого. И только ладонь Андрея, который чуть касаясь моего плеча, комментируя, что криками я ничего не добьюсь, немного приводит меня в чувство.
Женщина в белом халате не реагирует, вероятно, у нее таких истеричных мамаш хватает, холодно отвечает:
— Завтра приходите в часы посещений, мамаша, мальчик под присмотром, не мешайте врачам делать свою работу, — я понимаю, что мои эмоции это обыденность для персонала больницы, но мне трудно сдерживаться. А в обязанности медсестры не входит успокаивать перепуганных мамаш, которые не в состоянии бросить работу и быть со своим ребенком, когда это нужно.
Обхватываю себя руками, сажусь на скамью в холле лечебного заведения, мое отчаяние достигает пика и я закрывая ладонями лицо просто плачу, потому что я самая ужасная мать, которая не смогла быть рядом, когда сыну было это необходимо.
Андрей ставит на пол рюкзак сына, присаживается на корточки, уточняет:
— Дина, может позвонить отцу ребенка, сообщить ему? — я перестаю всхлипывать и передо мной моментально вырастает огромная вывеска: «Осторожно вы на минном поле», отец ребенка передо мной и вряд ли обрадуется такой внезапной новости.
— Не надо, — качаю головой. Мне очень страшно, я сижу и смотрю в одну точку, я не понимаю, что мне делать: одновременно страшно, больно, хочется поддержки, потому что сейчас я обычная мать, которая боится за своего ребенка.
— Мам, привет, — слышу как Андрей, поднимаясь, звонит своей маме, — да нет, со мной все в порядке, — видимо на том конце провода собеседница что-то говорит ему в ответ, пауза, и он снова продолжает, — понимаю что время позднее, я вот что звоню, — снова пауза, он трет переносицу и подняв глаза я вижу, что он напряжен, добавляя:
— Я в городской клинической больнице имени Жадкевича, ты ж у нас хирург, наверняка там есть какие — то знакомые, тут надо парня перевести из общей палаты в отдельную и контакты с кем созвониться, чтобы мать к ребенку пропустили, — я не верю своим ушам, Андрей звонит своим родным, пытается помочь.
Затем завершая переговоры, присаживается рядом, говорит:
— Дина все решим, у матери есть знакомые здесь, переведем парня в платную палату, думаю сегодня увидишь сына, — я киваю, не в состоянии придумать какие-то более подходящие фразы, просто говорю:
— Спасибо, — получается сухо, Андрей ничего не отвечает.
Мы сидим в молчаливом ожидании. И только когда в коридоре появляется мужчина громко спрашивая:
— Серов Андрей тут? — Андрей вскакивает, подходит к медицинскому работнику, я же, сижу словно мумия, ловя каждое слово, и в то же время наблюдая как отец моего ребенка разговаривает с мужчиной в белом халате.
Потом, словно в замедленной съемке: Андрей поворачивается, идет в мою сторону, сообщает, что мы сможем пройти к сыну, так как его переводят в отдельную палату.
Я мысленно благодарю небеса, сжимаю сильно ладонь Андрея, который мне ее протягивает, видя что я сижу не двигаясь с места.
Через минут десять все меняется до неузнаваемости: медсестра, которая вначале нашего с ней диалога, с важным видом что-то заполняла, теперь вежливо предлагает снять с меня верхнюю одежду, рядом появляется дежурный лечащий врач и извиняется за не профессионализм своих сотрудников, подробно рассказывая ход предстоящего лечения, путем введения нужного количества антибиотиков. Выдыхаю только когда врач говорит, что все будет хорошо, парень крепкий.
— Все, Дин, пошли, — передо мной снова возникает Андрей, берет меня за руку, и я цепляюсь за его ладонь, как ненормальная, как будто без него меня не пустят никуда. Параллельно на ходу иду и вытираю щеки, я не хочу, чтобы сын видел, насколько я расстроена, он не любит когда я плачу.
Мы поднимаемся на второй этаж, нам говорят, что нужно ждать в коридоре, палату в данный момент готовят. Дежурный врач уходит, а мы синхронно садимся в коридоре напротив палаты, в которой будет находиться мой ребенок.
Хочу поблагодарить Андрея, у меня нет никаких особенных слов, я просто смотрю в одну точку перед собой, не слышно повторяю:
— Андрей, спасибо, — мои скупые слова благодарности я слышу как будто бы со стороны, добавляя, — я плохая мать, я не смогла бросить работу и помочь ребенку когда это нужно
— Дин, хватит, все решили, у матери моей тут знакомые, повезло, можно сказать, — Андрей, как может, успокаивает меня, а я думаю о том, что хоть он не идеальный мужчина с кучей разных баб, но, как отец моего ребенка, он самый лучший. Хоть и не знает об этом.
Мы какое — то время сидим в тишине. Андрей несколько раз успевает поговорить по телефону, отходит к окну, разговаривая. Мне не слышно, с виду все спокойно, думаю, отчитывается перед женой, а перед кем еще?
Когда из-за угла коридора я вижу своего сына, который не спешно идет за медицинским работником, держа в руках какой-то набор полотенец, и подушку подмышкой.
Первое что бросается в глаза — он очень бледный. Вскакиваю с места, бросаюсь обнимать ребенка, который для меня дороже всего на свете. Сын, как обычно, не любит нежностей, отстраняется, мельком бросая взгляд на мужчину, сидящего позади меня, спрашивает:
— А «туалетный утенок» где? — глазами показываю сыну, чтобы не говорил такие слова в сторону Егора, беру холодные ладони, прижимаю их к себе, целую, взъерошивая волосы, игнорирую циничную иронию, которую он, как ни странно, унаследовал от своего папаши, спрашиваю:
— Сынок как ты? — мой взрослый ребенок отвечает односложно, иногда косясь на стоящего позади меня мужчину, уверяет, что нормально все.
Из рассказа сына понимаю, что он вызвал скорую, когда температура стала больше тридцати девяти, сказал в интернете было написано как нужно действовать.
Господи, сейчас в век цифровых технологий можно не бояться ничего. Хорошо, что сын сознательный. Другого у меня и не могло быть: иногда думаю, что такая мама, как я, не заслуживает такого ребенка, у меня, ведь, никогда с ним не было проблем.
Сын все чаще смотрит мне за спину. Я понимаю, что у него есть вопросы, моргаю, собираясь с мыслями.
Он знает Егора, но не знает Андрея. И только общее сходство, которое заметила даже девяностолетняя бабка кричит мне о том, что врать не получится.
