Теперь молчал Лир, глубокая хмурая линия пролегла посреди его лба и становилась все глубже по мере того, как Ева, медленно подходила ближе, точно обнаружившая жертву пантера. В этом они были совсем не похожи с дочерью — Аня никогда не умела запугивать одним движением.
— Я знаю не только имя Хэллхейта, но и Мунварда. И имена его друзей. А еще мне известно имя УрМайя, — Ева остановилась в шаге напротив Лира. — Могу поспорить, тебе оно тоже о многом говорит.
УрМайя. Что-то, как далекий колокольчик звякнула в памяти у Даф.
УрМайя. Где-то когда-то она уже слышала это имя.
УрМайя.
«О нет…»
Лир не проронил ни звука, пока Шан не начал вытирать пыль на стеллаже, бренча коробками с кристаллами.
— Делать уборку совсем не обязательно, — заметила Даф, поняв, что Шандар суетится нарочно, боясь, что, если окажется без дела, его тут же выставят вон.
Понял это и Лир, бросив на даитьянина недовольный взгляд.
— О, мне несложно! — заверил всех Шан, с тройным усердием начав полировать полку.
— УрМайя? — подал голос Никк, сам того не осознавая, разрядив обстановку. — Я знаю ее. Я встретил вас с Телл с ней однажды, помнишь, Лир? И ты сказал мне…
— Мы можем поговорить наедине с Евой? — выпалил Лир внезапно.
— Мне нечего скрывать от дочери, — покачала головой та.
Лир глянул на Аню с Никком, напряженно наблюдавших за происходящим, а затем перевел взгляд на Даф.
«Даже не думай, я никуда не уйду», — подумала Дафна, посмотрев на него в ответ. Лир интерпретировал ее молчание верно, потому что снова повернулся к матери Ани.
— Шан, принеси Еве стакан воды, — сказал он.
— Еще один? — тот в недоумении посмотрел на почти полный стакан, оставшийся стоять на подлокотнике дивана.
— Еще один.
— Эм, но…
— Живо!
— Хорошо.
Когда Шан скрылся в коридоре, сердитый взор Лира устремился на Тейна.
— А ты иди и удостоверься, что твой новый дружок не найдет этот стакан в ближайшие пару часов.
— Ты так меня выгоняешь? — иронично вскинул брови Тейн, но, поняв, что это не шутка, нахмурился.
— Умница.
Нервный смешок вырвался из груди пепельноволосого фомора. Тейн обвел взглядом остальных и, не найдя ни в ком поддержки, все-таки встал с кресла.
— Ну что ж-ж… — не пытаясь скрыть обиду, протянул он. — Удачи. Какой бы из своих нескончаемых секретов его величество вам сейчас не поведал, потом меня в это не впутывайте.
С этими словами Тейн гордо промаршировал вдоль зала, на ходу подобрав бутылку недопитого пунша, и громко захлопнул за собой дверь.
В комнате воцарилась удушающе идеальная тишина. Даф слышала, как ветер разгуливает над лесом, окружающим дом, а бежавший по ее спине холод вдруг обернулся льдом, царапающим вены. Ничего хорошего сложившаяся ситуация не сулила. А может, холод принадлежал Лиру? В конце концов анâтья на ее ладони связывала их, почему помимо физических ощущений она не могла передавать даитьянке и это чувство тревожности?
Ева посмотрела вслед захлопнувшейся двери, прошла мимо Дафны и села на освободившееся кресло, на самый его край, сложив на коленях руки, как внимательный слушатель.
— Расскажи своим друзьям, почему на самом деле началась война, Лир, — сказала она. — Это единственный способ ее предотвратить, и ты это знаешь.
Глава 19. Чужая правда
У Лира все похолодело внутри так, что словно кости в теле превратились в лед. Момент, которого он так старательно избегал, наступил. Наступил неожиданно, окончательно и бесповоротно.
«Можно соврать, — мелькнула соблазнительная мысль в голове Хэллхейта. — Да, я могу. Легко. Но не будет ли только хуже, если все в конечном итоге узнают правду и узнают не от меня? Какую правду они узнают? Чью? Нет, я должен рассказать. Если все уже не зашло слишком далеко…»
«Интересно, кто больший убийца, Лир?» — опять ожил в голове голос Смерона.
— Лир? — тихо позвала Даф.
Хэллхейт не ответил, даже не посмотрел на нее. Он набрал в легкие воздух и, задержав на несколько мгновений дыхание, выдохнул. Так обычно выдыхают те, кто, глядя на свою жизнь, видит тупик, не так ли? Замкнутый круг, из которого нет выхода. Но нет и входа, чтобы еще оставалась надежда, будто кто-то другой случайно заглянет в твою тюрьму обстоятельств.
А еще так вздыхают те, кто продолжает отчаянно и глупо верить в спасение.
— Когда-то я дал клятву, — произнес Лир, уставившись себе под ноги, — что никто никогда от меня не узнает того, что я собираюсь вам сейчас рассказать. Формально данного слова я не нарушаю, ведь клялся Мунвард, а не Хэллхейт.
Он поднял глаза и встретил взгляд Даф. Она смотрела на него, не моргая.
«Я вот-вот тебя разочарую, любимая», — подумал Лир.
— Это правда, что тифонцы такие же жители нашей планеты наряду с даитьями, фоморами, аксарами и марьярами, — начал он издалека и повернулся к остальным. — Даже древнейшая из рас, если верить известным мне генетическим тестам.
— Почему тогда я о них не видел ни слова в учебниках? — голос Никка исказило удивление, придав ему несвойственные высокие нотки. — Даже в библиотечных книгах из раздела древнейших времен?
— Потому что всякое упоминание о них стерто намеренно.
— Зачем?
— Затем, что я как раз пытаюсь вам рассказать! — Лир мысленно выругался. Сейчас нельзя злиться. — Затем, что это чертова тайна, Никк. Тайны не полагается всем знать. А порой знать их даже опасно.
Никк умолк, а Лир сделал новый вдох и продолжил:
— Все города тифонцев подземные. Когда-то очень давно они воевали с остальными жителями Да’Арии, и война эта была ими проиграна, они ушли. Поэтому сегодня, просто прогуливаясь, случайно тифонца не встретить. Только если знать где и когда, с ними можно связаться. — Он сделал паузу, колеблясь. — Вы знаете, что раз в сто лет представители всех наших рас собираются вместе и, скажем так, обсуждают будущее планеты?
— Да, — в один голос откликнулись Даф с Никком.
— Нет! — возмутилась Аня.
— Теперь знаешь. Так вот, в этом собрании тифонцы тоже принимают участие, хотя почти никто, кроме самих участников, об этом не знает. Для широкой общественности проект, что они обсуждали на последнем консуле, был заявлен как научное исследование временного континуума, но на самом деле все было куда серьезнее. Ученые хотели преодолеть разрыв между жизнью и смертью, соединить два мира. Найти… эликсир бессмертие.
«Мунвард влез, куда не следовало, и Хэллхейт за это расплатился».