Он развлекался, устраивая ДТП на Темзе – таранил своей лодкой чужие, пьянствовал по кабакам, делал разные полезные покупки вроде крокодильего чучела, пировал с какой-то женщиной-великаном ростом 2 метра 80 сантиметров, «под протянутою десницей которой царь мог пройти не сгибаясь». Купил «арапку» и «арапчонка», до чего когда-нибудь докопаются жители современного лондонского района Дептфорд и снесут шемякинский памятник рабовладельцу.
Главным собутыльником царя был маркиз Кармартен, такой же выпивоха. Пишут, что эта пара устраивала в пабах соревнование, кто больше выпьет. Заведение, в котором они чаще всего дебоширили, потом называлось «Царь Московии». Улица до сих пор носит имя Маскови-стрит.
Кармартен познакомил собутыльника с семнадцатилетней актрисой Летицией Кросс (сценический псевдоним «Маленький Херувим»), которая задорно плясала и звонко пела. Девица поселилась у самодержца в доме, после чего там стало еще веселей.
Живу недалеко и часто здесь гуляю. Помню, горжусь
[20]
Юное создание наверняка рассчитывало сказочно разбогатеть – шутка ли: стать фавориткой великого восточного владыки. Но на прощанье получила за свои услуги только 500 гиней, чем была страшно недовольна. В ответ на упреки неблагодарный Петр – он был прижимист на личные траты – сказал Меншикову: «За 500 гиней у меня служат старики с усердием и умом, а эта худо служила своим передом». Подхалим Меншиков поддакнул: «Какова работа, такова и плата» – вместо того, чтоб ответить «Вот бы пусть старики тебе и служили по этой части». За Летицию прямо обидно – она потом станет звездой и будет блистать в театре Друри-Лейн. В Национальной Галерее есть ее портрет в виде Святой Екатерины.
Портрет Летиции написан тем же Готфридом Кнеллером, который сделал вышеприведенную парадную парсуну Петра
[21]
Закончилось петровское гостевание в Англии так же, как в «Бесплодных усилиях любви», где московитским послам говорят: «Посетили – и ступайте». Сначала правительство, устав от жалоб обывателей, стало намекать царю, что пора и честь знать. Поскольку толстокожий Петр тонких сигналов не улавливал, ему сократили содержание и отобрали предоставленный экипаж. В конце концов королю пришлось напрямую поинтересоваться, когда-де вы, любимый брат, уже перестанете радовать нас своим присутствием?
Лишь после этого царь наконец покинул Англию. Впрочем, кажется, безо всяких обид.
Задание
Основываясь на этой фактуре, нужно написать текст, состоящий только из прямой речи. Это называется – правильно – «пьеса».
У драматургии свои законы и приемы, знать которые для выполнения задания необязательно. Стреляющие в финале ружья и эффектные «выходы» нам не понадобятся.
Единственное – очень рекомендую придумать убедительную сценографию, чтобы вы сами увидели разворачивающееся действо. Иначе картинка не оживет.
Как сделать, чтоб она ожила?
Булгаков объясняет: «А очень просто. Что видишь, то и пиши, а чего не видишь, писать не следует. Вот: картинка загорается, картинка расцвечивается. Она мне нравится? Чрезвычайно. Стало быть, я и пишу: картинка первая. Я вижу вечер, горит лампа. Бахрома абажура. Ноты на рояле раскрыты. Играют „Фауста“. Вдруг „Фауст“ смолкает, но начинает играть гитара. Кто играет? Вон он выходит из дверей с гитарой в руке. Слышу – напевает. Пишу – напевает».
Для беллетриста сочинение пьесы подобно бегу в мешке. Твой главный опорно-двигательный аппарат, авторские описания, не работает. Можно пользоваться лишь короткими служебными ремарками («выходит, напевает»). Телегу действия тащат на себе только персонажи, своей прямой речью.
В ней мы и поупражняемся. Прямая речь должна быть такой, чтобы сразу возникала индивидуальность. Человек едва открыл рот, произнес первые слова, а мы уже догадываемся, что это за птица.
Далеко не все писатели, даже великие, хорошо владеют этим искусством. Процитированный выше Достоевский, например, в учителя нам тут не годится. В речи всех его героев я слышу голос самого Федора Михайловича, иногда даже вижу его: как он взволнованно диктует стенографистке или лихорадочно бормочет себе под нос, разбрызгивая чернила по листу.
Учиться речи, раскрывающей индивидуальность, мы будем у того, у кого учился автор «Театрального романа» – у Гоголя, мастера мгновенно оживлять любых, даже вовсе отсутствующих персонажей. Вспомните письмо, которое читает Городничий. Там поминается какой-то Иван Кириллович, «который очень потолстел и всё играет на скрипке». Бац! И неведомый Иван Кириллович тут же возник перед нашими глазами, подпер пухлую щеку лаковой декой, запиликал.
Еще искусней Николай Васильевич раскрывает своих персонажей через монологи и реплики.
Мы возьмем за образец для подражания пьесу «Игроки». Все основные действующие лица там, как вы помните, – представители одного и того же человеческого подвида: шулеры. Это вам не театр масок, как в «Ревизоре». Но спутать героев невозможно – индивидуальность каждого осязаема.
Дополнительный фокус в том, что идет двойная игра: опытный мошенник Ихарев попадает в сети к еще более ловким прохиндеям, Утешительному, Кугелю и Швохневу, у каждого из которых свое собственное амплуа. То есть им и по роли, первыми же своими репликами, нужно произвести на весьма непростодушную жертву определенное впечатление.
Утешительный сразу обозначает себя «душой-человеком»: «Да, обманывался, обманывался и всегда буду обманываться. А все-таки не могу без откровенности».
Кугель изображает резонера: «Ну, признаюсь, это для меня непонятно: быть откровенну со всяким».
Швохнев – само добродушие: «Зарапортовался! Горяч необыкновенно: еще первые два слова можно понять из того, что он говорит, а уж дальше ничего не поймешь».
Речь первого сбивчива («Нет, я докажу. Это обязанность… Это, это, это. это долг! это, это, это.»). Второго – лаконична. Третий разливается соловьем.
Прочтите пьесу внимательно, следя за тем, как автор вербально конструирует каждого из персонажей: обоих слуг (их тоже не спутаешь), «благородного отца» Глова, пылкого юношу, наконец главного героя Ихарева с его магической колодой «Аделаидой Ивановной». А потом напишите одноактную пьесу – комедию о приключениях Петра Первого в Англии: плутовскую, сатирическую, бурлескную, кросскультурную – какую угодно. Можете взять кого-то из названных мной исторических личностей или придумать собственных гомункулов. Главное, чтобы каждый говорил своим собственным неповторимым голосом.
