Зачем ему понадобился микрофильм? Непонятно. Никаких планов распространения “вражеской пропаганды” у него не было. Может быть, захотелось поиграть в советского шпиона вроде Кадочникова в фильме “Подвиг разведчика”? Или Штирлица?
У знакомого фотографа он выменял тридцать метров сверхконтрастной черно-белой пленки на пластинку Рэя Чарльза The Genius Sings the Blues. Вспомнил, чему его учили в фотокружке Центрального дома детей железнодорожников, и устроил в большой комнате фотостудию. Книга лежала на полу, прижатая стеклом, вынутым из отцовского стеллажа. Фотоаппарат Nikon F3 – сфарцованный у Лукаса в обмен на номер журнала “СА”
[31] с леонидовским проектом Института Ленина – был установлен на штативе объективом вниз, а две настольные лампы расставлены, как полагалось, под углом 45 градусов. Работа заняла два дня. Их новая домработница, Любовь Семеновна, сменившая вышедшую замуж алкоголичку Катю, время от времени заглядывала и недовольно ворчала – съемки полностью парализовали ее хозяйственную деятельность, особенно когда Шуша запирался в ванной, проявляя пленки. Она, конечно, резко отличалась от всех предыдущих домработниц – приходила накрашенная, с завитыми локонами, в туфлях на высоких каблуках, потом, правда, надевала какие-то восточного вида тапочки. Чем-то напоминала актрису Целиковскую.
Через несколько дней раздался звонок в дверь. Шуша открыл. Перед ним стоял молодой человек в джинсах, кедах, брезентовой куртке и вязаной лыжной шапке с красно-бело-синим петухом. Человек заговорил по-немецки. Из его монолога Шуша понял только пять слов: Ist Herr Schulz zu Hause?
[32]
– Подождите, – сказал он по-русски и побежал за отцом.
Отец вышел. Разговор по-немецки, в котором Шуша не понял ни слова, продолжался несколько минут, после чего молодой человек кивнул, повернулся и ушел.
– Чего он хотел? – спросил Шуша.
– Очень странно, – сказал растерянный отец, – сказал, что он из издательства “Посев”, спрашивал, нет ли у меня случайно текста “Технологии власти”. Ничего не понимаю, они сами ее издали. Я, конечно, сказал, что ничего такого у меня нет.
Шуша был в панике. Он чуть не подставил наивного отца, который не понял, с кем беседовал по-немецки, и не подозревал о Шушиной шпионской фотолаборатории. Неужели Любовь Семеновна к ним приставлена? В это трудно было поверить. Тут он вспомнил интеллигентного электрика Эдуарда Юрьевича. Так вот зачем он их всех выпер из дома…
– Но как?..
– Не ломайте голову, – сказал Сергей Иванович. – Я просто хочу рассказать вам кое-что об Америке. Чтобы не было потом разочарований. Я, в отличие от вас, кое-что про нее знаю. Много раз бывал и даже жил подолгу. У вас и ваших друзей есть наивная идея: раз советская пропаганда пишет, что в Америке всё плохо, значит там всё хорошо. Как вы думаете, откуда советская пропаганда берет всю негативную информацию об Америке? Не знаете? Я вам скажу: из американской прессы, главным образом левой. Эти ребята трезво видят реальную ситуацию. Только тупые автосборщики из Детройта и техасские нефтяные магнаты верят, что Америка – это рай на земле и весь мир только и мечтает стать как Америка. Капитализм хорош для капиталистов, а их в Америке становится все меньше и меньше. При этом им принадлежит все бо́льшая и бо́льшая часть всего – денег, земли, полезных ископаемых, произведений искусства, возможности учиться в лучших университетах, красивых женщин, наконец. Вот вы хотите бежать в Америку, прямо как гимназист Чечевицын из вашего любимого Чехова, а вы знаете, что честным американцам приходилось бежать из Америки? Вы когда-нибудь слышали про супругов Розенберг?
– Которых казнили? Вроде бы ни за что, они ничего важного не передали.
– Это версия американских левых, которую мы поддерживаем. На самом деле и они, и мы прекрасно знаем, что было за что. Юлиус создал настоящую подпольную организацию. Привлек талантливых еврейских инженеров. Один из них, правда, был не еврей, а грек. Все они верили в коммунизм и хотели помогать Советскому Союзу, из которого вы собираетесь бежать. Создали секретную фотолабораторию у одного из них дома, выносили с работы чертежи и делали микрофильмы.
Последнее слово он произнес с нажимом, внимательно глядя на Шушу.
– Все радары, которыми мы сегодня пользуемся, – продолжал он после паузы, – сделаны по их чертежам. И еще много чего, proximity fuse
[33], например; это то, чем мы сбили шпионский самолет Пауэрса в 1960-м. Так вот, двоим из группы Розенберга удалось бежать, хотя за ними было наблюдение. Мы их сумели переправить в Чехословакию, дать другие имена и биографии, потом перевезти к нам. Здесь они добились гораздо большего, чем у себя в Америке, они создали советскую микроэлектронику, они получили…
Микроэлектроника? Шуша вспомнил Зеленоград и странный акцент инженеров Староса и Берга.
– Постойте, – перебил Шуша, – уж не…
– Чрезмерная догадливость, Александр Даниилович, может привести к серьезным последствиям. Так что три раза подумайте, прежде чем произносить что бы то ни было вслух. Вы это правило столько раз нарушали, что уже перевыполнили план на всю жизнь.
– Зачем же вы мне доверяете государственные тайны?
– А чтобы посмотреть, способны ли вы их хранить. Если не способны, катитесь в свою Америку, становитесь там в очередь за бесплатным сыром или, если повезет, работайте младшим чертежником где- нибудь в штате Вайоминг. Вы нас больше не интересуете. А если можете, мы поговорим с вами о серьезных делах. Вы не нужны нам в качестве стукача за тридцать сребреников в месяц. Вы человек другого масштаба. Вы ведь знакомы с Юрием Свешниковым из “Комсомольской правды”?
– Не очень, видел несколько раз.
– Знаю, что не очень, но вы были у него дома, когда он поил вас “Клюковкой” и рассказывал о разведчиках. Помните, что он сказал о нашем отделении внешней разведки? Что там работают люди “совсем другого интеллектуального уровня”. Это люди вашего уровня, Александр Даниилович, – в отличие от американских евреев, которые будут с гордостью показывать вам “настоящий американский супермаркет”. Всё, можете идти. Я вас больше не задерживаю. Захотите со мной связаться, обратитесь к Анне Семеновне, она знает, как меня найти.
Через несколько дней Шуша действительно обратился к Анне Семеновне, но не с тем, чтобы найти Сергея Ивановича. Он положил ей на стол заявление по собственному желанию. А через три дня он уже ехал с друзьями в Торжок. Он давно задумал этот поход по львовским местам, а теперь у него наконец появилось время. Вернувшись, написал подробный отчет живущему в Лондоне другу. Теперь, когда решение эмигрировать было принято, надо было налаживать связи с теми, кто уехал раньше.
Письма о поездке в Торжок
Первое письмо лондонскому другу
