– Есть. Мы были влюблены. Все может вернуться…
– Я понимаю, – сказала Алла, – ты начитался Розанова. Он женился на Аполлинарии Сусловой, потому что с ней спал Достоевский. Ты хочешь отомстить Сеньору, переспав со мной, потому что раньше у тебя это не получалось.
– Да нет у меня никакого желания ему мстить. И вообще, можно считать, что я уже это сделал. С Рикки.
– А что тогда? Хочешь стать отцом его детей?
– Я не против стать отцом Ники и Мики, хотя не это главное.
– А что главное?
– Главное, что у меня не осталось близких людей. Рикки в Гане. Сеньор растворился где-то между Италией и Америкой. Джей умерла. В Заринэ я был влюблен, но мы никогда не были друзьями. Отец завел другую семью. Мать страдает, но я помочь ей не могу. Осталась ты.
– Я слишком хорошо тебя знаю. Появилась идея. Она тебе кажется гениальной. Ты будешь с ней носиться несколько месяцев. Потом остынешь. Потом появится другая, еще более гениальная.
Шуша не остыл. Он продолжал рассказывать ей, как хорошо им будет вместе в Америке, и даже начал испытывать что-то, похожее на прежнюю влюбленность.
Теперь и она стала думать – а что, может быть, это не такая уж и безумная идея. Ведь были же они влюблены друг в друга двадцать лет назад. Ведь не такие они и старые в свои тридцать пять.
Как-то раз он остался ночевать у нее на десятом этаже. Гигантскую комнату к этому времени разгородили на четыре клетушки и коридор. Две отдали детям, одну маме. Самая маленькая досталась Алле. Когда они легли на ее узкую кровать, он попытался было к ней прикоснуться, она отдернулась.
– Нет! Не работает. Умозрительный секс. Абсурд.
Следующие три ночи он тоже оставался у нее. И только в последнюю они как-то сдвинулись с мертвой точки. Но остановились на том же самом месте, что и двадцать лет назад.
– Слушай, – сказал он на следующий день, – секс – это ерунда. Это само придет рано или поздно. Но ехать все равно надо, и ехать вместе. Женатыми. Самое главное – получить вызов из Израиля. Один вызов у меня уже есть, но нужен новый – на семью. По ортодоксальным законам ни ты, ни я не евреи, но это никого не волнует ни там, ни здесь.
Как ни странно, Алла согласилась.
Расписаться в ЗАГСе было просто. Получить новый вызов еще проще. Подать заявление в ОВИР намного сложнее, но и с этим они в конце концов справились. Расчет был на то, что к Олимпиаде от всех нежелательных москвичей будут избавляться. Про свою “третью форму” Шуша давно забыл. Зря, конечно, но дело было совсем не в его “секретности”. ОВИР как бы вообще перестал существовать. Самой популярной стала шутка про автоответчик ОВИРа: “Ждите отказа, ждите отказа, ждите отказа…”
– Шуша, – сказала ему Алла, – если мы уж решили ехать, надо что-то делать. Сидеть в подвешенном состоянии можно много лет. Надо суетиться. Конечно, всегда есть риск, что пошлют не на запад, а на восток, но застрять в этой twilight zone
[34] навсегда гораздо страшнее.
И он начал действовать. Познакомился с группой евреев-отказников. Эти как раз обладали “секретностью” и собирались ехать именно в Израиль. У них были связи с общинами в Израиле, Америке и Европе, откуда им слали посылки и иногда передавали деньги через дипломатов. Но самое ценное – они обладали информацией.
– Могу ли я чем-нибудь быть полезен? – спросил Шуша одного из активистов по имени Авигдор. – Но должен предупредить, мы едем в Америку.
Высокий бородатый Авигдор, одетый в новенький джинсовый костюм “варёнка”, внимательно рассматривал Шушу.
– На этом этапе, пока мы все в одной лодке, мы дружим с ношерниками, – сказал Авигдор. – Мы пока нужны друг другу, хотя морально вас осуждаем. Что вы умеете делать?
Слово “ношерник” Шуша уже знал. Он происходило от רשונ, что значило “выпавший”, естественно, из лона Израиля.
– Я могу преподавать рисунок, живопись, историю архитектуры…
– А детям все это вы сможете преподавать? В нашем детском саду тридцать шесть детей – от трех до семи лет.
– Могу, конечно, – ответил Шуша. – Мне приходилось преподавать детям.
– Прекрасно, – ответил Авигдор, – но хочу предупредить. Это подпольный еврейский детский сад. Он находится под пристальным наблюдением. Вы сразу окажетесь под прицелом. Скорее всего, ничего с вами не случится, но никаких гарантий мы вам дать не можем. Вы принимаете на себя все риски. И имейте в виду, наша главная задача – подготовить детей к жизни в Эрец-Исраэль
[35]. Главные предметы – иврит и иудаизм. Искусство и архитектура – для развлечения. Вы знаете иврит?
– Когда-то начинал изучать.
– Придется продолжить.
Так началась его новая, ни на что не похожая жизнь. Каждое утро он отвозил Мику и Нику в школу, а потом ехал на метро к Белорусскому вокзалу, садился в электричку до станции “Пионерская”, шел десять минут по заснеженной Садовой улице до большого деревянного дома, вокруг которого постоянно ходили два мрачных типа в штатском. Несколько раз они его фотографировали. Дальше он входил в жарко натопленный дом, и его облепляли дети.
– А что мы сегодня будем рисовать? – кричала его любимица Полина.
– Сегодня, – отвечал преподаватель, уже начавший осваивать иудаику, – будем делать декорации к Пуриму. Кто помнит историю про Эстер и Мордехая?
– Я! Я! – дружно закричали дети.
– Хорошо, кто такая Эстер, или Эсфирь, как ее называют по-русски?
– Родственница Мордехая!
– И еще жена Ахашвероша!
– Отлично! А кто такой Мордехай?
– Он спас жизнь Ахашверошу!
– Правильно! А кто такой Ахашверош, или Артаксеркс, как его называют по-русски?
– Царь!
Какой страны? Задумались.
– Подсказываю: на букву “П”.
– Станция “Пионерская”! – крикнул остряк Гоша.
– Польша?
– Палестина?
– Персия!
– Правильно, Персия. Теперь выясним, что такое гоменташн?
– Знаем, знаем! Уши Амана!
– А кто такой Аман?
– Плохой! Хотел убить всех евреев, но евреи, наоборот, убили Амана, его десять сыновей и всех плохих…
– Очень хорошо, что у вас контакт с детьми, – сказал ему Авигдор. – Но не надо забивать им голову русскими вариантами имен. Они будут жить в Израиле и русский язык, надеюсь, скоро забудут навсегда.
Шуша огорчился.
“Если я когда-нибудь приеду в Израиль, – думал он, – и найду там своих бывших учеников, то как мы с ними будем разговаривать? И вспомнят ли они меня?”