Сейчас город казался заброшенным, похоже, желающих поработать и заплатить за это не осталось. Главным источником дохода стало литье колоколов самых разных форм, стилей и размеров с ценами от 30 до 300 долларов. Прямо перед путешественниками, за табличкой “Посторонним вход воспрещен”, стояла литейная машина, рядом с ней бетономешалка и камнедробилка. Мимо проехала изможденного вида девица на мотоцикле. Прошла обожженная аризонским солнцем толстуха-коротышка с отбойным молотком и злобным выражением лица. Это было то самое выражение, которым в подмосковной церкви встретят веселую столичную компанию: выгнать мы их не можем, врата храма открыты для всех, но какого черта они тут шляются!
– Я должен познакомиться с Паоло Солери! – решительно сказал Шуша. – Мои московские коллеги мне не простят, если я этого на сделаю.
Все трое вошли в контору, и Шуша завел разговор с сидящей там девушкой в выцветшей майке когда-то голубого цвета, шортах и пыльных сандалиях.
– Я не знаю, получится ли это у вас сегодня, – сказала она неуверенно и крикнула куда-то: – Патрик!
Из-за загородки появился Патрик в такой же майке, шортах и сандалиях.
– Видите ли, – сказал он, – в это время дня Паоло недоступен даже для меня, хотя я его ближайший сотрудник, но вот завтра…
– Нет-нет, завтра мы будем далеко. А что если мы придем позднее, скажем, через два часа?
Патрик поморщился.
– У вас ведь не каждый день бывают архитекторы из России, – настаивал Шуша.
– Дело не в этом, – сказал Патрик, – вообще-то Паоло очень доступен. Я просто думаю, что прежде, чем встречаться с ним, вам стоит ознакомиться с литературой, проработать ее серьезно, тогда встреча станет более осмысленной. Дайте мне ваш адрес, я вам вышлю дополнительную информацию. А потом, кто знает, может быть, вы захотите поучаствовать в одном из наших проектов. А вот эту брошюру возьмите с собой…
В переводе на русский это звучало бы так: “Ишь, разбежался – с самим встретиться! Ты сначала очистись, проникнись духом, поработай волонтером, внеси деньги на ремонт храма, а потом мы, может быть, и позволим тебе предстать перед Учителем”.
Путешественники сели в машину и двинулись дальше. Профессор с Маргаритой рулили, а архитектор, лежа на заднем сидении, начал изучать брошюру. Это была претенциозная чушь на тему “Космос для мира”. Речь шла о “внедрении ячеек сознания на аполлоновском пост-био-органическом уровне”, что должно было превратить материю в дух и тем самым предотвратить термоядерную войну.
Девки в озере купались
Через неделю они были в городе Цинциннати, который когда-то был знаменит бойнями и мыловарнями, а теперь – гигантской корпорацией Procter & Gamble, главным достижением которой можно считать изобретение в 1880 году нетонущего мыла. Тот факт, что до сих пор попадается мыло, которое тонет, видимо, объясняется политикой корпорации, не желающей делиться полезным изобретением.
Где-то неподалеку должны были жить Шушины старые знакомые, лингвист Мацкин с женой Саррой.
– Конечно! – сказал Мацкин, когда Шуша позвонил ему из автомата. – Приезжайте всей компанией, у нас комнат и кроватей много, – мне, кстати, надо узнать кое-что у великого Куропаткина про теорему Ферма. Мы, правда, не в Цинциннати, но часа за два доедете. Город Лафайет, пишется так: Love, Apple…
– Я знаю, как пишется Лафайет, – перебил Шуша, – я даже знаю, кто такой генерал Лафайет и как он экспортировал американскую революцию во Францию.
– Этим ты выгодно отличаешься от девяноста девяти процентов американцев, – сказал Мацкин. – Запиши адрес.
Шуша пытался когда-то читать статьи Мацкина, но не мог понять ни слова, кроме предлогов и русских матерных частушек, которые лингвист подвергал семантическому анализу. Одну англоязычную статью Мацкина архитектор долгое время хранил и с гордостью показывал приятелям, мол, смотрите, с какими умными людьми я знаком. Предметом анализа была частушка:
Devki v ozere kupalis’,
Xuj rezinovyj našli.
Celyj den’ oni ebalis’ —
Daže v školu ne pošli.
А для анализа использовалась формула:
HU(S,H,ST,E,P,SI,SO) = X, where X = F or X = U, standing for FUNNY and UNFUNNY, respectively.
Знакомые многозначительно кивали и быстро меняли тему.
– Если вы еще не видели подвала американского дома, – сказал Мацкин, когда они вошли, – осмотр начнем именно оттуда.
Зрелище подвала с гигантским водо- и воздухонагревательным агрегатом с переплетением труб разного диаметра было действительно внушительным. После беглого осмотра остального дома всех позвали к столу.
Шуше была выделена отдельная комната. Он собрался было ложиться, но обнаружил, что у него кончилось снотворное, а без таблеток на новом месте не заснуть. Он спустился в гостиную, где хозяева смотрели программу новостей.
– Где тут у вас ближайшая аптека? – спросил Шуша. – У меня кончилось снотворное.
– А, это совсем рядом, пять минут ходьбы. Пойдешь направо, потом еще раз направо, и ты в нее упрешься.
В аптеке он столкнулся с женщиной, лицо которой показалось ему знакомым. Невысокая, стройная, большие грустные глаза. Она тоже смотрела на него.
– Не узнаёшь? – улыбнулась женщина.
– Хозяйка?
– А имя забыл?
– Конечно, помню! Но Хозяйка лучше, напоминает Хозяйку медной горы. У вас с ней что-то общее. А что ты тут делаешь?
– Живу.
– И Сингер?
– Ты ничего не знаешь? Он умер два года назад.
– О боже! От чего?
– Слушай, что мы тут стоим. Хочешь, зайдем ко мне, познакомишься с моей дочерью. Тут рядом.
Он позвонил из автомата Мацкиным и сказал, что встретил старую знакомую и зайдет к ней минут на пятнадцать.
– Пятнадцать минут? – переспросил Мацкин. – Отлично. Передам Куропаткиным. К завтраку не опоздай!
Хозяйка жила в маленькой квартире на третьем этаже деревянного дома, выкрашенного белой краской, рядом с пресвитерианской церковью. Трехлетняя дочь уже спала и не проснулась, когда они заглянули в ее комнату. Шуша подошел ближе. У девочки было поразительно красивое лицо, темные вьющиеся волосы Хозяйки и светлая нежная кожа Сингера.
– Он умер от передоза, – сказала Хозяйка, когда они сели за стол. Она достала недопитую бутылку калифорнийского каберне со знакомой Шуше этикеткой и разлила остатки по двум рюмкам разной формы.
– Еды нет, извини, – сказала она.
– Я не голодный.
– Вообще его судьба здесь складывалась не слишком счастливо, – продолжала она. – Во многом по его вине. Он был избалован ленинградскими фанатами, считал себя гением. Он действительно был зверски талантлив, но гениальность – это что-то другое. Это не просто очень большой талант, а еще что-то. Интуиция, например. Когда читаешь биографии действительно великих людей, поражает, как им везло в самые критические моменты. Но это не везение, это интуиция.
