— Можно мне контакт целительницы Олеган? Сперва покажу ей жену, как простому врачу. А дальше… — принялся дракон выстраивать их семейное будущее.
Очень решительный мужчина, раз не размышляет и не откладывает дело на потом.
— А дальше она скажет, получилось или нет. Ей потребуется погрузить женщину в сон, провести безболезненную манипуляцию. Потом получить ваше… семя, — я не стала стесняться откровенных понятий. Говорю я не с невинной девчонкой, а с бывалым воякой. Он такой разговор перенесет легко. — Дальше пройдет некоторое время, и ей потребуется ваша магия, как отца-дракона. Получится ли, она вам сообщит через пару недель. Олегана будет только рада, если вы не будете ей мешать, появляясь на пороге ее госпиталя каждый день. Это не то место, где знатные люди бывают часто.
— В каком именно госпитале она работает? — нахмурился мужчина.
— Госпиталь Эрвин.
По тому как расширились зрачки дракона, я поняла — про эту дыру он знал. Там лечились самые бедные слои населения. Если так можно назвать бездомных и тех, кто не всегда может позволить себе койку в ночлежке.
— И там находится та, кто может выращивать детей в магии?! — шепотом уточнил мужчина.
— На деньги с этих уникальных детей она сама и построила этот госпиталь, — поправила я его. — Олегана альтруистка. Ей важно лечить, и не важно, кого. Еще когда мы учились, ее идеи были для меня фантастическими. Она сама очень одаренный целитель из низов. Из отбросов, как она сама часто смеялась. Она и есть та самая целительница, что ела крыс от голода в юные годы, оставшись абсолютной сиротой. Сама пробудила свой дар, применяя его на тех, кто был рядом. Позже Олегана смогла выучиться у старого лекаря и поступить в академию. Работала и училась параллельно. У нее железная воля и сильный характер. Вы сами это увидите. Не судите о моей подруге, не познакомившись с ней. Таких, как она, очень мало. И я сейчас говорю не только о силе дара. В прошлом подобных ей называли блаженными. Им поклонялись за их самоотдачу.
— Вы рисуете такую картину, словно девушка достойна лишь уважения. Мне сообщали, что госпиталь существует на пожертвования.
— Именно. То что она получает, она же сама и жертвует. Еще помогают те, кому она успела оказать помощь по своему профилю. И это не только малыши. Она берется за всех, даже безнадежных, за тех, от кого отказались другие целители. Не всех у нее получается спасти, но она пытается.
Оглянувшись на мою маму, подлечивавшую его жену, он кивнул.
— Спасибо за даже призрачный шанс. Мы обязательно им воспользуемся, даже не сомневайтесь! — робкая улыбка преобразила лицо мужчины. В его глазах зажглась надежда. — Спасибо, что навестили нас.
— Я не смогла бы не оказать почтение родителям спасителя.
Жальд Врайд лишь кивнул. Передав ему слепок контакта Олеганы, я выдохнула с облегчением. Если все получится, то у них появиться шанс стать вновь полноценной семьей, а не двумя страдающими супругами. Не всем хватает сил жить дальше, потеряв ребенка.
Поблагодарив меня еще раз, он поспешил вернуться к любимой жене.
Бедный дракон. Он даже не может оплакать сына достаточно откровенно, пока его истинная тревожится. Драконы вообще не могут ни о чем другом думать, зная, что их женщины в беде или от чего-то мучаются. Не важно, какая боль их тревожит — физическая или душевная. Нам, магам и друидам, было проще. И жить мы продолжали спокойно, похоронив любимого. И отказаться от недостойного любимого могли легко. Пусть и со слезами в подушку, но не страдая, как те же драконы, которым приходилось жить с использовавшими их истинными. Хорошо еще, что такие твари им встречались редко, а то вымерли бы чешуйчатые, как вид, очень давно!
Покончив с официальными мероприятиями и получив разрешение отбыть домой, я погостила у мамы денек и вернулась на службу. Побездельничала в родном доме, объедаясь вкусностями от повара, который мне каши варил в далеком сейчас детстве. Вот он-то знает, что я люблю, а от чего ворочу нос, какой бы голодной не была.
Иридена мы сразу уговорили не терять времени, вернувшись к семейным делам. И там успокоиться от всех произошедших событий. А сами выговорились в тишине малой гостиной с камином, за бутылочкой легкого вина. Допить мы ее, конечно, не успели. Не для этого вообще затевали посиделки. Вот разговор был долгий и подробный. Про их с папой дружбу с семьей Врайд. Про маленького Улерена, любившего залезать повыше, и за которым не поспевали все взрослые разом…
Я не помнила, как их семья помогала маме после смерти отца. Тогда я вообще мало замечала окружающих. Предпочитала либо отсиживаться в своей комнате, прогоняя всех стучавших в дверь, посылая их в бездну, либо ругаться с мамой и братом. Как они меня терпели, столь вредную и противную, зацикленную на своем горе? Я сейчас не понимала, вспоминая, как могла истерить за завтраком, швыряясь тарелками, и обвиняя всех вокруг в папиной смерти.
Это был мой запоздалый подростковый бунт, направленный на всех. На учителей, продолжавших меня вынуждать учить материал, иногда унижая за ошибки. На прислугу, от которой я требовала обращения к себе, как к настоящей графине. На родных, с которыми могла не разговаривать нормально месяцами. Гордиться тут точно нечем. Но и исправить я уже ничего не могла. Оставалось просить прощения за свершенное и вести себя теперь, как подобает достойной дочери своей семьи.
Наш же отряд, как я и думала, после выбывания из строя сразу двух драконов и моего опустошенного резерва, временно оставили в покое. Для всех я была все еще слаба, хотя для меня это выражалось в некоторой прострации. Я ощущала пустоту и дискомфорт в душе. В остальном работать я могла спокойно. Могла обвешаться накопителями и выполнять обычные обязанности целителя в больнице или в отряде, в моменты ожидания новых заданий.
И еще не до конца пришел в себя выживший красный дракон, хоть и ковылял по стеночке в первый день. За два следующих дня он восстановился достаточно. Мог сносно ходить, летать и нести службу полноценно, если от него не требовалось быстрых реакций и сильных нагрузок на тело. Но я бы не стала его нагружать сверх меры, положенной больным на восстановлении. Вписала ему две недели отдыха в карту, с прописанной восстанавливающей терапией. Это не будет лишним. Новое тело, настолько быстро выращенное, не слушалось и не функционировало, как прежнее, на все сто процентов. На привыкание к нему требовалось некоторое время. Подобное рассматривали индивидуально для каждого. Своему другу я выписала максимальный срок.
Небоеспособность нашего отряда не была притянутой за уши, подобное понятие просто не отражало всей реальной картины. Мы тосковали по погибшему другу, но не перестали быть способными исполнять свои прямые обязанности. С печалью по Урелену мы справлялись, как могли. Тренировались усиленно и копили ненависть для несчастных, которые могли стать у нас на пути.
Вернее сказать, копили ее мужчины, а я старалась переключить эмоции не в гнев, а во что-то более продуктивное. Например, пыталась найти отряду нового целителя на будущее. Это было явно лучше попыток отыскать виновных. Как могу заниматься этим я, если их не могут поймать несколько сотен обученных ищеек.
