— Мое счастье, что вы это сделали, — воскликнул Мэтью, вздрогнув при воспоминании об ужасной птице и одинокой заброшенной могиле, которой он так счастливо избежал. — Вы спасли мне жизнь. — Он протянул ослабевшие пальцы, чтобы пожать загорелую руку мужчины. — Спасибо. А я даже не знаю вашего имени?
— Якобс. Виллем Якобс. — Имя звучало явно не по-английски. — Мою жену зовут Марта. А вас?
— Брайт, — сказал Мэтью после секундного раздумья. — Мэтью Брайт. — С тех пор он больше никогда не пользовался второй частью своей фамилии.
Виллем запряг волов, и, когда они медленно двинулись через вельд к дороге, Мэтью с удивлением увидел, какие чудеса сотворил дождь. Потрескавшаяся земля чудесным образом оделась цветами. Лиловые, белые, пунцовые и желтые — они яркими огоньками сияли на зеленом ковре свежей травы, а напоенный ароматом воздух был свежим и прозрачным.
В последующие дни силы постепенно возвращались к Мэтью. Сначала он больше лежал в фургоне, потом уже смог идти рядом с ним; со временем к нему вернулся его прежний аппетит. Еда в семье Виллема была простой, в основном это был тушеный кролик или небольшая антилопа, которых ему удавалось подстрелить, и чашка крепкого черного кофе, однако, это было гораздо питательнее чем то, что было у Мэтью в последние недели. Виллем приучил его есть билтонг, сушеное мясо антилопы, которое на вид и по запаху походило на кожаную подошву, но скоро Мэтью привык к его вкусу. А по вечерам, прежде чем лечь на устроенную под фургоном постель, он получал щедрую порцию бренди, чтобы согреться и расслабиться.
Однажды вечером, они остановились у небольшого озера рядом с тремя другими фургонами. Костер уже горел, и пока Виллем поил быков, Марта принесла еды, чтобы добавить ее в общий котел. В этот вечер десять человек сидело у костра, бутылка бренди переходила из рук в руки, и веселая мелодия концертины сливалась с гитарным перебором.
Они говорили на своем языке, исключат таким образом Мэтью из общей беседы, но он был слишком благодарен этим людям за свое спасение, чтобы обижаться. Во всяком случае он не видел проявления «жгучей ненависти», о которой говорил Рейнолдс. Он сидел в кругу этих людей, пользовался их гостеприимством и наслаждался теплом костра под необъятным небом, усыпанным звездами. А Лондон казался чем-то очень далеким.
Вечерний покой был нарушен лишь однажды, когда чей-то фургон проехал мимо и встал в нескольких десятках метрах от них. Все сидевшие у костра невольно повернули головы, чтобы разглядеть, кто же пренебрег их компанией. Один мужчина встал и пошел посмотреть. Он вернулся через несколько минут и вновь уселся на свое место.
— Стейн, — сообщил он, смачно сплюнул и выругался.
Следующее утро было чистым, как хрусталь, свежим и искрящимся, как шампанское. Мэтью взглянул на свое отражение в воде озера и усмехнулся. Дома никто не узнал бы его. Он сильно загорел, а его лицо, на котором выделялись ярко-синие глаза, защищала от солнца густая золотистая борода. Он похудел, приобрел уверенность движений, и благодаря Марте и Виллему, стал здоровее, чем был. Его истрепавшийся лондонский костюм пришлось сжечь, и теперь он был одет в коричневые брюки, голубую рубашку с жилетом и большую фетровую шляпу, принадлежавшую Виллему. На ногах у него были мягкие, удобные башмаки.
Все фургоны двигались колонной, пятым был фургон недружелюбного чужака, который держался на расстоянии от остальных. Чем ближе они приближались к реке Вааль, тем интенсивнее становилось движение. С основной трассой сливались другие дороги; по ним двигались люди, повозки и животные со всех районов страны. Когда наступала ночь, мужчины и женщины распрямляли свои усталые спины, зажигали костры и вели измученных жаждой волов к воде. Иногда случалось, что воды не хватало, ручьи пересыхали и запруды были пусты. Именно на такой запруде и случилась первая неприятность.
Атмосфера в колонне была поразительно дружелюбной и простой, несмотря на разные национальности, характеры и профессии людей. Был, правда, случай, когда погонщики ссорились из-за места в колонне и даже пускали в ход кнуты.
Скандал начал этот недружелюбный чужак, Стейн. Мэтью сразу почувствовал неприязнь к этому человеку, такое же чувство питали к нему и его спутники. Стейн занял место в колонне, и из-за него начались задержки и столкновения, и он чаще, чем было нужно хлестал кнутом своих бедных измученных волов. Он был невысокого роста, худой, с уродливым и злым лицом и черной взлохмаченной бородой. Он всегда располагался на ночлег в стороне от всех, поставив свой фургон между костром и общим лагерем. Однажды Мэтью показалось, что он увидел, как у костра Стейна мелькнула женская фигура, но он решил, что ошибся.
Дамба, у которой они остановились в тот день, была низкой, вода в запруде — мутной. Ее было мало, и мужчины беспокоились, что ее не хватит для всех животных. Колонна из людей и терпеливых волов дожидалась своей очереди, чтобы подойти к воде, когда Стейн растолкал всех и начал пить.
Возмущенный ропот пронесся над колонной. В вельде существовал неписаный закон, что животные пьют первыми. Стейн не только нарушил традицию, но эгоистично оставил своих волов впряженными в фургон, где они начали жалобно мычать от жажды, чувствуя воду.
Мэтью шагнул вперед, крепкой рукой схватил его за воротник и швырнул вниз головой в воду.
— Ты захотел воды, грязный ублюдок! — закричал он. — Ну, так получай! Но ты останешься там до тех пор, пока я не позволю тебе выйти.
Окружающие засмеялись, Стейн ворчал и злобно сверкал глазами, а Мэтью оставался на страже, пока каждое животное и каждый старатель не напились вволю. Виллем повел волов Стейна к воде, и улыбка одобрения, вызванная поступком Мэтью, исчезла с его лица, когда он увидел глубокие раны, оставленные кнутом Стейна на боках и спинах этих бедных животных.
— Кто он такой? — спросил Мэтью Виллема, наконец позволив промокшему до нитки Стейну выйти из воды.
Виллем пожал плечами.
— Я его не знаю. Мне известно только то, что другие говорят о нем. Йоханнес, — и он указал на мужчину, который в первый раз узнал Стейна, — встречался с ним прежде. Тогда Стейн был женат, но говорят, его жена умерла от того, как он обращался с ней.
К несчастью, вынужденное купание ничему не научило Стейна. Его злоба и агрессивность еще более усилились, и старатели все чаще возмущенно роптали. Их возмущение достигло предела однажды утром, когда фургоны по очереди переправлялись через глубокий поток.
По крайней мере, думал Мэтью, здесь можно укрыться от яркого солнца. До реки Вааль оставалось уже менее двадцати миль, и деревьев становилось все больше. Он спокойно дремал под одним из них, ожидая, когда подойдет их очередь переправляться.
— Ну, похоже будут неприятности, — пробормотал Виллем рядом с ним, и Мэтью открыл глаза и увидел, как Стейн проталкивает свою повозку вперед очереди.
— Черт возьми! — воскликнул Мэтью. — Если он так торопится добраться до копей, почему он не встанет пораньше, чтобы быть первым в очереди?
