Марта вздохнула. Ее широкое лицо было бледным, и она с трудом передвигала ноги.
— Нет. Говорят, это дизентерия. В поселках многие болеют.
— Все потому, что не хватает чистой воды, и плохие санитарные условия. Отсюда — дизентерия, понос, лихорадка и цинга.
— Наши друзья собираются поехать на несколько дней к реке. Все считают, что там более здоровая обстановка.
Мэтью промолчал. Он знал, что далеко не все поправили свое здоровье в Клипдрифте; говорили, что могил там больше, чем участков.
— Мы хотели поехать с ними, — продолжала Марта, — но Виллем слишком слаб, чтобы править фургоном. Друзья предложили взять нас в свой фургон, но… — Она замолчала и посмотрела на Мэтью, ожидая его реакции, но он остался невозмутим. — Там нет места для всех — они могут взять еще Даниэля, но не Алиду.
— Понятно.
Марта глубоко вздохнула и набралась духу. В этом человеке было что-то такое, что пугало ее, и она обычно избегала оставаться с ним наедине. События того ужасного вечера висели над ними густой черной пеленой, и хотя они никогда не говорили об этом, в присутствии Мэтью Марту всегда терзало чувство вины и ужаса. Сейчас она должна была просить его об одолжении, и слова застревали у нее в горле.
— Мэтью, не присмотришь ли ты за Алидой несколько дней? Я знаю, что ты очень занят, и мне не хотелось бы обременять тебя, но Виллем так болен, — с мольбой в голосе произнесла она.
— Меня это не затруднит. — Его ответ был едва слышен.
— Спасибо, Мэтью. Большое тебе спасибо! Когда Джона нет, ты единственный человек, которому я могу ее доверить.
Довольная Марта с улыбкой отвернулась и не увидела, каким неопределенным смутным взглядом посмотрел на нее Мэтью, и как он опустил голову и закрыл лицо руками.
На следующее утро Виллем, Марта и Даниэль уехали, и Мэтью и Алида остались вдвоем на два фургона, стоящих бок о бок. День Алида проводила на участке Виллема, наблюдая за рабочими, потому что работа не должна была прекращаться в его отсутствие, иначе он мог потерять лицензию на участок. Рабочие, конечно, воровали алмазы, но уж лучше потерять часть дохода, чем здоровье, жизнь или сам участок. Как обычно Алида вернулась до наступления темноты, чтобы успеть переодеться и приготовить любимый ужин Мэтью.
Но когда они ужинали, Алида все больше нервничала и смущалась, потому что Мэтью совсем не разговаривал с ней и даже, кажется, избегал на нее смотреть. Он ел медленно и без аппетита, и хотя она привыкла к его задумчивости и отрешенности, она еще не видела его таким отчужденным и замкнутым. Алиде началом казаться, что она чем-то вызвала его неудовольствие.
— Еда плохо приготовлена? — робко спросила она наконец.
— Вовсе нет, — мрачно заверил девушку Мэтью, избегая смотреть на нее. — Все очень вкусно, спасибо.
— Но что-то не так? — настаивала она.
— Просто я немного устал. — Он отодвинул тарелку и встал. — Пожалуй, я лягу спать пораньше. Спокойной ночи, Алида.
Алида испытала горькое разочарование. Весь день она ждала, когда останется с ним наедине. Она предоставляла себе, как они будут сидеть и разговаривать, может быть, ей даже удастся разрушить барьер его сдержанности, и в его глазах появится то особое выражение. Но Мэтью ушел, ее мечты не сбылись, и девушка чувствовала себя несчастной.
Пока она мыла посуду, она видела, что свет еще горит в его фургоне. А вдруг он не просто устал, а заболел? В Кимберли сейчас было так много больных, что заразиться было очень легко. Алида в нерешительности закусила губу: она не хотела выглядеть назойливой в глазах Мэтью, и в то же время, если он заболел, ее долг помочь ему. Некоторое время она еще колебалась, не зная, у кого попросить совета, потом распрямила плечи и решительно вскинула голову. Если она уже достаточно взрослая, чтобы в отсутствии Марты заботиться о домашних делах, то она вполне может предпринять необходимые шаги, чтобы спасти здоровье Мэтью. Алида нашла бутылочку с лекарством, которое принимал Виллем, и направилась к фургону Мэтью.
— Мэтью?
— Что?
— Я подумала, что ты, возможно, нездоров, и принесла тебе лекарство Виллема. Может быть, примешь немного? — Она напряженно ждала его ответа.
— Да, хорошая идея. Спасибо, Алида… оставь его на ступеньках.
— Не вставай с постели. Я сама подам его тебе, если не возражаешь.
Последовала долгая пауза, и девушка в ужасе услышала что-то похожее на стон. Она быстро забралась в фургон, ожидая увидеть распростертого больного, но Мэтью даже не был в постели. Голый по пояс, он сидел на матрасе, обхватив голову руками. Она подошла к нему и поставила лекарство радом с маленькой керосиновой лампой.
— Налить тебе лекарство? — заботливо спросила она.
Мэтью поднял голову и впервые за этот вечер взглянул на нее. У него было странное выражение лица, как будто в его душе проходила какая-то внутренняя борьба, и сердце Алиды учащенно забилось.
— Скажи, Алида, ты носишь медальон?
Она покраснела и кивнула, озадаченная его вопросом и не смеющая признаться, что никогда не расстается с ним.
— Покажи мне его, — тихо попросил он.
Алида заколебалась, нерешительность мелькнула в ее глазах, но потом она медленно расстегнула несколько пуговок на вороте платья. В открывшемся треугольнике кожи тускло сверкнул медальон.
Мэтью встал, свет лампы упал на золотистые волосы у него на груди и крепкие мускулы на сильных руках. Он пристально посмотрел на нее, и его руки потянулись к оставшимся пуговкам. Мэтью начал медленно расстегивать их одну за другой, пока платье не оказалось расстегнутым до талии. Алида стояла как в столбняке, не отрывая взгляда от его лица, и тут его рот прижался к ее губам, а рука скользнула под платье и сжала грудь. Мэтью грубо заставил ее разжать губы, и когда его язык проник внутрь, она испытала непередаваемое ощущение слияния с ним и вся подалась вперед, как будто утоляла жажду из источника жизни.
Вдруг она поняла, что Мэтью снимает платье с ее плеч.
— Нет, — слабо запротестовала она, — не надо, Мэтью.
Но он, не обращая внимания на ее протесты, обнажил ее по пояс и начат ласкать ее упругие груди, пока большие темные соски не напряглись и не затвердели. Он крепко прижал девушку к себе, ее нежные груди касались его мускулистого тела, а его руки гладили ее спину. У Алиды кружилась голова от его ласк, соприкосновения их тел, ощущения его кожи под ее пальцами и его резкого мужского запаха.
— Я хочу тебя! — шептал он. — Боже, как я хочу тебя. Алида, прекрасная Алида.
Ее платье упало на пол. В такой теплый день она не надевала ни сорочку, ни нижнюю юбку, и теперь стояла, дрожа, в одних панталонах. Мэтью повлек ее на постель, прижимая крепко к себе и покрывая ее лицо и грудь поцелуями. Потом она почувствовала, как его руки снимают с нее панталоны.
