Инстинкт подсказывал Энн, что когда Мэтью полюбит, это будет страстное и искреннее чувство. Постепенно она начала признаваться себе, что ей хотелось бы, чтобы он полюбил ее.
Ей бы пришлось бороться за его любовь, а значит, подталкивать себя все дальше в ту среду, которую создавала его яркая личность. На мгновение она почувствовала, что стоит в тени, на периферии его жизни, и хотя ей иногда удавалось на миг занять его мысли и чувства, большую часть времени они с Мэтью существовали в разных плоскостях.
Для такой борьбы требовались значительные физические и моральные силы, а после болезни Энн ослабела и устала. Тем не менее она должна преодолеть эту слабость и найти в себе силы для борьбы.
Однако сейчас ее больше всего беспокоила Викки. Энн вынула девочку из кроватки и прижала ее к себе. Что бы ни случилось, ничто не должно причинить боль ребенку; Энн так долго ждала его, дочь была ее главной ценностью. Завтра надо позвать доктора Джеймсона сделать ей прививку. Энн твердо решила уговорить слуг, а если потребуется то и приказать им последовать ее примеру. Она знала, что Джон Корт поможет ей. Вспомнив о Корте, Энн нахмурилась; он беспокоил ее.
На следующий день она собрала всех слуг к приезду доктора, а потом держала Викки на руках, пока той делали прививку. Потом, когда ей самой ввели вакцину, Энн ушла в детскую, оставив Генриетту присматривать за слугами, даже не обратив внимания на испуганные глаза своей горничной.
В тот же день Мэтью встретил доктора Джеймсона в клубе. Доктор был приятелем Родса и заинтересованным лицом в делах алмазных рудников. Поэтому беседа между ним и Мэтью шла о состоянии здоровья отрасли, а не людей. Только когда они стали прощаться, Мэтью вспомнил об оспе.
— Мэт, у меня не осталось вакцины, — извинился Джеймсон. — Я использовал последний флакон у тебя в доме. Через несколько дней мне привезут новую партию, но напомни мне о прививке сам, ладно? Потребность в вакцине так велика, что я не могу за всеми уследить.
Мэтью машинально кивнул, но поглощенный переговорами с Родсом, потом начисто забыл об этом.
Неделю спустя Мэтью согласовал условия с Родсом и объединил свою собственность на руднике Де Бирс с имуществом «Де Бирс Майнинг», которой владел Родс. Это был важный шаг к консолидации всего рудника, и его владельцы — Сесил Родс, Альфред Бейт, Мэтью и Корт — с удовольствием отметили это событие.
На всех шахтах говорили о гении Родса, о его всегда румяном лице, за которым скрывалось, однако, хрупкое здоровье, о его потрепанной одежде, по которой нельзя было сказать, что ее владелец был одним из самых богатых людей Кимберли с годовым доходом не менее пятидесяти тысяч фунтов. В марте его выдвинули в кабинет министров на пост казначея Капской колонии, но правительство просуществовало недолго. Политические устремления Родса шли рука об руку с его деловыми интересами, а его мечта о единой алмазной империи соединялась с желанием изменить лицо Африки.
Мэтью по-прежнему сомневался в разумности распыления энергии и ресурсов между такими полярными целями, но не решался открыто критиковать Родса, в тайне надеясь, что такое сочетание его интересов однажды может оказаться на руку ему самому. Тем временем он, как губка, впитывал все, чему Родс и Бейт могли его научить, и скоро начал вносить собственные дельные предложения. Корт, напротив, казался очень отчужденным и далеким от происходящего.
Это заметила даже Энн; она переживала за Корта, за то, что у него не ладились дела, к которым он совершенно потерял интерес. Однажды в мае она составляла букет из цветов и осенних листьев в гостиной, когда до нее донеслись голоса Мэтью и Корта, вошедших в кабинет. Как обычно, она отложила часть цветов для могилы Сэма и пошла с ними к двери в сад. У входа в кабинет она помедлила и заглянула внутрь. Корт сидел в кресле со стаканом вина в руке, а Мэтью ходил взад и вперед по комнате.
— Ты все сделал не так, Джон, — говорил ему Мэтью. — Ты, кажется, совершенно не разобрался в этом деле. «Кимберли Майн» — ключ к окончательному объединению. В… — Мэтью остановился. — Черт возьми, приятель, ты даже не слушаешь меня, — возмутился он.
Корт действительно не слушал его. Отставив стакан, он смотрел на Энн, как она вырисовывалась в дверном проеме.
— Какие красивые цветы, — мечтательно произнес он.
— Это для Сэма. — Энн улыбнулась им обоим. — Я сейчас вернусь.
Она прошла через лужайку к тому месту в роще, где был похоронен Сэм. Здесь она положила цветы на его могилу — жест признательности и памяти о нем. Когда она вернулась в дом, в кабинете остался только Корт.
— Мэтью не придет к обеду, — сообщил он ей. — Он обедает в клубе.
— Значит, мы будем только вдвоем, Джон. Тебе тоже скоро надоест мое общество, если уже не надоело.
— Никогда, — заверил он ее. — Никогда.
Он взял бутылку и налил себе еще стакан. Энн грустно смотрела на него; он никогда не пил так много, подумала она.
Корт пил потому, что его жизнь была пуста и бессмысленна, без настоящего и будущего. Он даже больше не решался один поехать в вельд: не мог справиться с пустотой в себе и своем существовании. Он пил, чтобы забыть — забыть о чувстве своей неполноценности по сравнению с Мэтью, забыть Алиду и Энн и то, как он сам испортил себе жизнь, но забыть все это не удавалось. И он все еще не мог уехать домой, в Штаты.
Его взгляд, слегка затуманенный вином, остановился на хрупкой фигуре Энн, присевшей на подлокотник кресла. Как непохожа она была на Алиду! Конечно, внешне они были полными противоположностями, но различие было гораздо глубже. Даже ребенком Энн обладала большим жизненным опытом, уверенностью в себе, данными ей ее происхождением и воспитанием. Алида была лесной нимфой, более чувственной от природы, более близкой к земле. Корту всегда хотелось защитить Алиду, но она будила в нем желание обладать ею, и он до сих пор не избавился от шока, вызванного ее связью с Мэтью. К Энн он относился иначе: он уважал ее и восхищался ею, и его отношение к ней было больше рьщарским, чем чувственным. Однако, сейчас он остро ощутил ее близость; ему захотелось стереть выражение озабоченности с ее лица и одновременно сжать ее в объятиях и почувствовать ее стройное тело рядом со своим. Корт взял стакан с вином и сделал еще один глоток.
Энн видела в его лице признаки апатии и разочарования и отметила, что в его каштановых волосах появились серебряные нити. Она знала, что во всем виноват Мэтью — совершенно непреднамеренно он губил Корта. Менее заметная личность Корта и его внутренняя сила постепенно разрушались и уходили в тень более яркой личности его друга.
— Почему ты позволяешь ему так разговаривать с тобой? — мягко спросила она. — Он обращается с тобой как с маленьким мальчиком, который не понимает, что делают взрослые. Иногда он просто груб с тобой. Почему, Джон? Почему ты не дашь ему отпор?
— К чему все это? — ответил Корт вопросом на вопрос. — Я не люблю стычки и ссоры, Энн, особенно если нет надежды выиграть.
— Мэтью должен быть благодарен тебе. — Энн села в кресло и посмотрела ему прямо в глаза. — Ты помешал ему купить подложную заявку на участок; ты спас его от суда Линча; ты верил в синюю землю, когда все остальные уже отступились. Это ты должен руководить вашей корпорацией, а не Мэтью.
