— Ты можешь поехать в Кейптаун, — продолжал Корт, — и снять там дом. Я оплачу все расходы. Попроси Джеймсона рекомендовать тебе хорошего и надежного врача, чтобы ему можно было доверять. Возьми с собой только Филипа и Генриетту; остальных слуг наймешь на месте. Я приеду в Кейптаун в апреле и останусь с тобой до тех пор, пока ребенок не родится.
— Но, Джон, как ты будешь заботиться о ребенке? — удивленно спросила Энн. — Ты не сможешь прятать его в своей хибарке и скрывать от общества Кимберли его существование.
— У меня нет намерения возвращаться в Кимберли, — мягко сказал Корт. — Я увезу ребенка домой, в Америку.
В такой небольшой город, как Кейптаун, женщина такого положения, как Энн, не могла приехать незамеченной. Она послала письмо губернатору, извещая о своем приезде, но с выражением сожаления, что не сможет нанести ему визит или принять у себя до своего полного выздоровления.
Начались бесконечные, однообразные дни, нарушаемые только посещениями врача. Соблюдая приличия, Мэтью проводил ее на поезд в Кимберли, но даже не поговорил с ней, и теперь от него не было ни весточки, ни письма.
Энн писала письма, шила, играла с Филипом и разговаривала с Генриеттой. Обычно она сидела в уединении сада в теплые летние дни; когда ветер дул с юго-востока, он доносил свежий соленый запах моря. Зная, что готовит будущее ее ребенку, она не радовалась его движению в ней и беспокоилась, что ее тоскливое состояние и отсутствие материнского инстинкта могут отрицательно повлиять на неродившегося младенца. Пребывая в одиночестве, она даже удивилась той радости, которая охватила ее, когда наступил апрель, в Кейптаун приехал Корт.
Под покровом темноты он проскользнул в дом, чтобы навестить ее.
— Я знаю, что не должен был приходить, — извинялся он, целуя ей руку и заглядывая в усталое лицо, — но я хотел узнать, как твои дела.
— У меня все в порядке, Джон, и у твоего ребенка тоже. — Она улыбнулась, стараясь выглядеть более оживленной. — Я рада, что ты здесь, мне хочется узнать новости из Кимберли.
— О Мэтью, конечно. Он в порядке. Я, конечно, не говорил с ним наедине, но на людях он всегда держится вежливо и подробно рассказывает о состоянии твоего здоровья.
— Он, как всегда, занят, я думаю.
— Больше чем всегда! Ведутся переговоры, которые могут привести к окончательному объединению всех участков на руднике Де Бирс. Если они пройдут успешно, то Родс, Мэтью и другие обратятся к рудникам Кимберли.
— Надеюсь, Мэтью добьется успеха. Для этого он очень много работал.
— А я надеюсь, — нежно сказал Корт, — что наш ребенок будет добрым и великодушным, как ты. Но я принес тебе хорошую новость. Я нашел кормилицу для нашего малыша.
— О! — Энн закусила губу. От этого расставание с ребенком стало еще ближе, еще неотвратимее.
— На прошлой неделе на шахте погиб один ирландец. Осталась его вдова — совсем еще девочка, к тому же их новорожденный ребенок находился при смерти. Он умер в тот день, когда я уезжал из Кимберли. Она согласилась выкормить нашего ребенка. К тому же у нее есть брат в Америке, к которому она хотела бы поехать, чтобы начать там новую жизнь.
— Все складывается просто великолепно, — сказала Энн, изобразив веселую улыбку. — Надеюсь, тебе не придется долго ждать.
Дочь Энн родилась 6 мая, и Генриетта сразу же отнесла ее Корту. Прежде чем позвать кормилицу, он остался с ней один и долго пристально смотрел на маленькую дочь, которую держал в руках.
Заглядывая в сморщенное личико спящего ребенка, Корт почувствовал, что он получил знак, которого так долго ждал. Теперь у него появился смысл жизни и то живое существо, кому пойдет на пользу огромное богатство, которое он сделал на алмазах Кимберли. Из всех камней, которые Корт когда-либо держал в руках, ему чаще вспоминался один — большой золотисто-желтый алмаз, который он продал ювелирам из Нью-Йорка.
И Корт улыбнулся. Он назовет свою дочь Тиффани.
Глава седьмая
Для Энн и Корта 6 мая 1887 года было днем рождения Тиффани, но для Мэтью этот день был примечателен по другой причине. Это был день, когда «Де Бирс» стал первым алмазным рудником в Кимберли, который объединился. За два года Родсу удалось победить Барни Барнато в борьбе за управление «Кимберли Майн» и контроль над всей алмазодобывающей промышленностью. Директорами новой «Даймонд Компани» стали Родс, Бейт, Барнато и Мэтью Брайт.
Кончилась одна эпоха. Исчезли краски, жизнь и дух Кимберли прежних лет. Исчезли искатели сокровищ и спекулянты. Исчезли соперничество и конкуренция, эйфория успеха одних и отчаяние неудачи других. Им на смену пришли серые однообразные будни огромной корпорации. Бездушно, механически сокровища добывались из-под земли, обрабатывались и отправлялись за границу. Стали применяться методы закрытой добычи и усовершенствованные приемы обогащения. Торговля алмазами тоже была улучшена за счет создания синдиката торговцев бриллиантами, который координировал продажу по единым ценам.
Жизнь Мэтью превратилась в рутинный монотонный процесс делания денег. Огромных денег. Его доля в золотых приисках Йоханнесбурга помогала увеличивать его банковский счет, но золото никогда не привлекало его так, как алмазы. Сверкание чудесных камней завораживало его, составляло смысл его жизни и карьеры, кульминацию его интересов и достижений. Ничего из того, что давал ему Йоханнесбург, не могло сравниться с тем моментом в июле 1889 года, когда «Даймонд Компани» направила чек в Центральный банк Кимберли, чтобы завершить объединение алмазных рудников. Чек был на пять миллионов триста тридцать восемь тысяч шестьсот пятьдесят фунтов стерлингов. Когда Мэтью взглянул на него, он понял, какой долгий путь он прошел за двадцать лет, когда ему пришлось искать тридцать пять гиней на билет до Кейптауна.
Перед ним чередой прошли воспоминания, вехи на его пути к успеху. Этот путь вел его от бриллианта графини, через просторы Великого Кару к речным приискам и волнению первых находок; к отчаянию при затоплении первого участка и дальше к открытию сухих разработок на фермах Дютойтспан, Де Бирс и на холме Колсберга; к незаконной торговле крадеными алмазами; к разрушению границ между участками; к растерянности, когда синяя земля, казалось, исчезла; и наконец к неуклонному расширению его владений, которое принесло ему награду.
Мэтью гордился своими достижениями; он, наконец, одолел свое внутреннее чувство неполноценности. Теперь он высоко поднялся в собственных глазах и был готов подняться еще выше в глазах других.
Создание гигантской корпорации с ее централизованной системой и отслеженными процессами означало, что присутствие Мэтью в Кимберли перестало быть жизненно важным. К концу 1889 года он уехал в Лондон, чтобы оттуда руководить работой компании и взять в свои руки контроль над «Брайт Даймондс».
К 1893 году он уже успел занять прочное положение в обществе. Одним из признаков перемен в обществе девяностых годов был интерес и расположение, которые принц Уэльский проявлял к новоиспеченным миллионерам, в том числе из Южной Африки. Робинсон, Барнато и Бейт тоже уже пустили корни в Лондоне, но из всех магнатов светское общество выделяло Мэтью. Ярлык «нувориш» не пристал к нему. Все помнили его «Брайт Даймондс», а когда он со своим несметным богатством появился среди них, он был окружен той аурой таинственности и экзотики, которая выделяла его из всех и добавляла ему привлекательности.
